Saša Marković. "Manifest protiv imperije"

После длительного периода войн и разного рода других конфликтов к началу XXI века бывшая Югославия окончательно распалась на семь государств – Сербию, Хорватию, Боснию и Герцеговину, Словению, Македонию, Черногорию и полупризнанное мировым сообществом Косово. Все эти небольшие государства (по крайней мере, их руководители) стремятся влиться в Европейское сообщество. Некоторым – например, Словении и Хорватии – удалось это сделать. Босния и Герцеговина фактически находится под управлением комиссара ЕС, а кандидатами на вступление числятся Сербия и Черногория. Правящие круги последней давно предприняли шаги по «продвижению в Европу»: национальной валютой в этой стране является евро, а в 2007 году официальным языком был объявлен черногорский, по сути, являющийся диалектом языка сербохорватского (это выглядит примерно так, как если бы в России объявили самостоятельным языком вологодский или нижегородский). Однако далеко не всех граждан стран бывшей Югославии устраивает такое стремление «уйти на Запад». Вниманию читателей «СМ» предлагается публикация отрывков из книги Саши Марковича. Ее автор – черногорский (бывший югославский) политолог, пишущий, как он подчеркивает, на сербохорватском языке. Он родился в 1967 году, учился на факультетах истории и политологии Белградского университета, в белградской Академии дипломатии и безопасности защитил диссертацию «Конец однополярного и возникновение многополярного мирового порядка – анализ изменения глобальных политических сил». Саша Маркович был участником многих международных конференций и других мероприятий, организованных США и ЕС, избирался в cкупщину (парламент) Черногории и в cкупщину существовавшего некоторое время Союзного государства Сербии и Черногории, где входил в состав Комиссии по безопасности государства. Книга, которую он посвятил своей матери, вышла в свет летом 2013 года.

Эта книга – не просто банальное прямое указание на крах западной цивилизации, которая в настоящий момент, находясь под оккупацией англо-американской империи, все еще уверена в своем превосходстве. Она опосредованно приводит нас без всяких политиканских выдумок к следующему драматическому выводу: непрерывное спланированное насилие, непрерывное – с начала ХХ века – воспроизводство военных конфликтов англо-американской элитой может привести только к апокалипсису. Опасность возрастает вследствие неготовности Америки отказаться от абсолютной гегемонии, установленной после развала СССР, и принять рождение нового многополярного мира как реальность. Соединенные Штаты почти сумели всей мощью своей высокотехнологичной политики манипуляций внедрить в общественное сознание мысль о том, что войны – это не только средство установления демократии, они и являются самой демократией. Если это действительно приведет к окончательному краху, то он ни в коем случае не будет частичным, он не сможет приключиться в одной только стране, даже если эта страна станет инициатором и вдохновителем смертельной планетарной эпидемии. Действительно ли войны стали судьбой постмодернистского человека в прошлом веке и новом тысячелетии? На этот деликатный вопрос политическая теория в основном отвечает молчанием, но о том, о чем она умалчивает, говорит литература, которая политическим умам кажется излишней.

Черногорский автор Борислав Пекич писал: «Новая война обладает созидательной функцией. Людендорф сказал: «Война – грандиозное достижение истории, которое предоставляет широчайшее пространство для блистательного созидания». Я сомневаюсь. Войны не совершенствуют мир. В конце концов, войны временно, преходяще и в отдельных случаях могут вызвать к жизни проявления известных высших моральных и душевных (вряд ли духовных) особенностей, которые не могли возникнуть в мирное время, но они, даже если и распространяются на весь народ, не в силах усовершенствовать его. Прежде всего, потому, что они живут только во время войны, а также потому, что прогресс индивидуума, группы или более широкого общества измеряется не моральной силой, но видом и объемом осознания. Войны не приносят никакого осознания, кроме очевидного – они несут ущерб.

Нечто иное – элементарные кризисы... Природа отрезвляет, природа, даже если и вредит нам, увеличивает площади своего соприкосновения с нами и вместе с этим укрепляет осознание взаимозависимости, без чего невозможно длительное существование гуманизма.

Я уверен, что драматические природные катаклизмы типа таяния полярных льдов, скажем, изменения силы тяжести или столкновения с каким-нибудь небесным телом в состоянии объединить нашу расу сильнее, глубже и эффективнее, нежели самая идеальная историческая идея. И не только это (потому что единения недостаточно, необходима его цель), подобная угроза нашему существованию фундаментально изменила бы наше отношение к природе и к нашему месту в ней...

Изменение места вызвало бы изменение функции человека. Он бы перестал быть совестью природы, но стал бы ее осознанием самой себя. Изменение функций потребовало бы новых инструментов. Новых чувств, новой интеллигентности, новой логики, новой жизни, которую мы даже не можем себе представить. Эти инструменты есть внутри нас. Необходимо потрясение, которое высвободит их.

Я знаю, что сейчас скажу страшную вещь: я вижу такое потрясение, как бы это ни выглядело парадоксально, в атомной войне. Потому что атомная война, в отличие от прочих войн, подействует не только на людей – она повлияет и на природу. В этой войне примет участие и природа. Изменится климат, разверзнутся воды и земли, погибнет часть атмосферы, а возможно, несколько позже «сойдет с ума» в биологическом смысле слова уцелевшая флора и фауна. Мир станет другим, и выжившие люди вынужденно станут другими.

Может быть, только на руинах своей грандиозной ошибки найдут путь, который они сами уничтожили собственным легкомысленным и противоестественным выбором. Может быть, что-то изменится в природе, и она будет вынуждена изменить свою разрушительную функцию. Может быть, второе начало (или, кто знает, какое по счету) будет лучшим. Наконец, может, существует некий сценарий развития, получше самоуничтожения».

Именно из-за этой последней фразы, из-за этого мысленного допущения, сделанного большим писателем, следует должным образом проанализировать и изучить (нео)империалистическую политику великой державы. Только без ее нынешней всеохватной политической активности, которую она навязывает нам в качестве единственно возможной модели, заставляя слепо следовать ей, только без этого можно надеяться на продолжение нашего существования и на лучшее развитие, в отличие от самоуничтожения, к которому нас неуклонно ведет политика США.

Генри Киссинджер (американский историк, аналитик и дипломат, занимал высокие государственные должности в администрациях президентов Ричарда Никсона и Джеральда Форда. С 1969 по 1973 годы – советник по национальной безопасности в администрации Ричарда Никсона. С 1973 до 1977 года – государственный секретарь. Яркий представитель американской школы реальной политики (realpolitik) в международной политике. Лауреат Нобелевской премии мира (1973), он писал: «Специфические черты, обретенные Америкой по ходу ее исторического развития, породили два прямо противоположных подхода к вопросам внешней политики. Первый заключается в том, что Америка наилучшим образом утверждает собственные ценности, совершенствуя демократию у себя дома, служа в итоге путеводным маяком для остальной части человечества; суть же второго сводится к тому, что сами эти ценности накладывают на Америку обязательство бороться за их утверждение во всемирном масштабе. Разрываемая между ностальгией по патриархальному прошлому и страстным стремлением к идеальному будущему, американская мысль мечется между изоляционизмом и вовлеченностью в международные дела...»

Бжезинский (один из ведущих американских политологов и геостратегических аналитиков; помимо прочих функций, в 1977–1981 годах занимал пост советника по национальной безопасности в администрации президента Джимми Картера) и Киссинджер безоговорочно приписывают Америке роль лидера свободного мира, игнорируя ее имперский характер. Они пытаются представить общественности ее имперский характер как борьбу за демократию, свободу и права человека, потому что империалистическая политика Америки не имела и не имеет поддержки у большинства самих американцев. Этот факт американское руководство считает одной из важнейших проблем.

Предметом дискуссий на самом высоком уровне американских элит является дилемма – каким образом Америка должна или может править миром. Сторонники американской реалистической школы в теории международного права и международных отношений противопоставляют «глобальное руководство» «глобальному доминированию», которое пытались осуществить неоконсерваторы во времена мандата президента Буша-старшего. Дилемма сводится к простому вопросу: управлять самостоятельно или разделить царствование с парой младших союзников?

Отпрыск старой британской имперской школы, Нил Фергюсон, молодой профессор Оксфордского университета, выговаривает Америке за то, что она не восприняла роль империи открыто, несмотря на то, что, в сущности, как он утверждает, вся история Америки носит имперский характер. Америка в XIX веке увеличивала территорию за счет своего континента, а в ХХ веке распространила, с большим или меньшим успехом, влияние на другие континенты. С ясной целью – желанием контролировать и доминировать. Фергюсон считает, что Америка как империя – хороший выбор. По его мнению, это ее неизбежная функция, ибо только она может обеспечить стабильность и безопасность в мире. Фергюсон проницательно размышляет о будущем США, высказывая опасение, что «империя, как продемонстрировал Эдвард Гиббон, может и на этот раз рухнуть под внутренним воздействием».

Критики и оппоненты американского гегемонизма ясно определяют Америку как империю, которую возглавляет олигархат, в то время как демократия там всего лишь ширма, прикрывающая элиту, которая непосредственно контролирует и планирует политику Вашингтона. Кэрролл Куигли (один из самых значительных историков ХХ века, в последние сорок лет замалчивается в академическом обществе Америки) подчеркивает, что узкий круг элиты крупного финансового капитала скопировал доминирующую роль у системы власти Британской империи конца XIX века. В Америке этот процесс развивался двумя этапами; 1) путем признания в 1913 году Федеральной резервной системы частным центральным банком США; 2) построением после смерти Рузвельта в 1946–47 годах государства национальной безопасности.

Период президентства Рузвельта, происходившего из кругов финансовой и политической элиты, был во многих случаях исключением. Рузвельт конфликтовал с высшим финансовым капиталом, несмотря на то, что был его составной частью. Причиной конфликтов явилось стремление Рузвельта создать государство социальной справедливости. Он пользовался широкой поддержкой американского народа, поскольку сосредоточился на двух общих целях: преодолении великого экономического кризиса и победе во Второй мировой войне. Рузвельт рассматривал свою работу как миссию, которую не желал выпускать из своих рук. В итоге он руководил страной четыре неполных срока подряд, что является беспрецедентным случаем в американской истории. Однако не следует забывать, что Рузвельт все-таки был империалистом, желающим превосходства Америки в мировой политике после разрушения Британской империи. Он успел завершить международную часть своего проекта, но, к сожалению, смерть не позволила закончить работу над превращением Америки в государство социальной справедливости.

Крупный финансовый капитал, желая застраховать себя от прихода к власти какого-нибудь нового Рузвельта, по словам выдающегося американского писателя Гора Видала, старался превратить Соединенные Штаты в «государство национальной безопасности». Это и произошло во время президентства Гарри Трумэна. Военно-промышленный комплекс вместе с разведывательным сообществом США стал лейб-гвардией старого олигархата и крупного финансового капитала Уолл-Стрита. Белый дом и Конгресс стали инструментом в руках этой элиты, за исключением Джона Кеннеди, которого в 1963 году убили в Далласе, и Никсона, смещенного в 1974 году.

В восьмидесятые годы прошлого века, во времена мандата Рональда Рейгана в США и Маргарет Тэтчер в Великобритании, крупный финансовый капитал запустил проект неолиберального капитализма, предварительно жестко испытав его в странах Латинской Америки в течение десяти лет. Теоретическую поддержку неолиберальной модели капитализма оказала «Чикагская школа» Мильтона Фридмана, который стал гуру такого направления в экономике. На коротком отрезке времени этот радикальный маневр показал исключительные результаты, обеспечив ускоренный рост американской экономики и развал советской империи. Однако прошло тридцать лет, и неолиберальная модель капитализма привела экономику мира к самому краю пропасти.

На крахе СССР, существование которого способствовало росту США как всемирного гегемона, Соединенные Штаты продемонстрировали истинную природу своей внешнеполитической деятельности. Новый мировой порядок, официально провозглашенный Джорджем Бушем-старшим, поначалу вселял многим надежду. Желанная демократия и свободный рынок вместо свободы и благосостояния принесли разочарование народам бывшего коммунистического блока. Эффектный неолиберализм, с присущими ему всеобщей и немедленной приватизацией и разрушением плановой экономики в государствах с отсутствующими правовыми механизмами, помог осуществить всеобщий и легитимный грабеж государственного имущества. Правительства, которые быстрее и лучше всех осуществили приватизацию, получили благодарность от МВФ и Всемирного банка за успешно совершенные действия. Противники такой американской активности в международных отношениях существуют в обоих политических векторах США – как в среде консерваторов, так и среди либералов. Часть консерваторов желает, чтобы Америка замкнулась в рамках доктрины Монро и традиционного изоляционизма. Часть либералов резко критикует американский интервенционизм, полагая, что он по большей части связан с интересами американских корпораций, активно работающих в регионах вмешательства.

Американский триумф, наступивший после краха Советского Союза, вызвал новые устремления и размышления. Американский философ и политолог Фрэнсис Фукуяма объявил о «конце истории», а либеральную демократию назвал окончательным венцом идеологической эволюции человечества. Следовательно, с межнациональными столкновениями покончено, говорит Фукуяма, и мир «примется за решение экономических и технологических проблем». Но в таком идиллическом мире, где нет столкновений, резонно встает вопрос о дальнейшей роли США как защитника свободного мира в международных отношениях. Французский историк и социолог Эммануэль Тодд подчеркивает, что США не нужны мировому порядку в своей нынешней роли, потому что они практически выдавлены из центра политической, экономической и культурной жизни – Евразии. Прежняя роль Америки как оси, вокруг которой вращается вся мировая политика, в новой реальности стала фактором нестабильности.

С исчезновением старого соперника на идеологическом поле Америка должна была создать нового. Самюэль Хантингтон, американский социолог и политолог, утверждает, что миру больше не угрожают конфликты по идеологическим мотивам или по линии бедных и богатых, но грозит «конфликт цивилизаций». Хантингтон пытается подыскать Америке новое место в мироустройстве. Теперь бывшего защитника «свободного мира» от угрозы со стороны СССР следует представлять как защитника западной цивилизации и демократии, которая, как полагает Хантингтон, подвергается опасности со стороны нескольких экспансивных цивилизаций, в первую очередь мусульманской.

События 11 сентября 2001 года стали толчком, который подвиг американское руководство на войну с терроризмом. Война, начавшаяся вторжением в Афганистан и Ирак, стала в большей степени войной за освоение новых месторождений, нежели борьбой с терроризмом. Имперская политика продолжилась свержением Муаммара Каддафи в Ливии, а также провоцированием и финансированием гражданской войны в Сирии с целью свержения Башара Асада.

Особое любопытство вызывает тот факт, что до сегодняшнего дня в специализированных научных кругах очень робко изучались спорные исторические события, которые позволили установить в ХХ веке англо-американское господство.

Основное направление развития авторы чаще всего объясняли течением истории и итогами двух мировых войн, обозначая Германию главным виновником. Эти авторы также частенько в качестве аргумента приводят тот факт, что англо-американская элита нередко ошибалась. Однако в ходе исследования логической последовательности событий и аргументов открываются иные, новые ключи для прочтения хода истории и причин, которые привели мир к Первой и Второй мировым войнам. Похоже, такие авторы хотят показать главное направление развития событий как ошибку, хотя на самом деле существовало намерение, или же это был (говоря сегодняшним языком международного уголовного права) преступный сговор верхушки англо-американской элиты с целью развязывания как Первой, так и Второй мировых войн, преследовавший уничтожение Германии? Гвидо Джакомо Препарата, итало-американский экономист и криминалист, элементарно доказывает, что результатом их активности и, следовательно, результатом двух мировых войн, стало англо-американское превосходство, возникшее в результате полного уничтожения главного соперника – Германии.

Споры по поводу прихода Гитлера к власти прямо связаны с репарациями, навязанными победителями Германии по условиям Версальского мира. Они носили ультимативный характер – «возьми или предоставь». Репарации мощно дестабилизировали экономическую и политическую обстановку в Германии, что способствовало возникновению экстремистских правых и левацких движений. Не подлежит сомнению то, что Гитлер после написания «Майн Кампф» стал главным любимцем англо-американской элиты. Она будет щедро финансировать его борьбу за власть. Англо-американская элита в военном и экономическом отношении также подготовит Гитлера к новой Большой войне, подталкивая его к окончательной расправе с Советским Союзом. Гитлер не осознавал, что британцы заманивают его в капкан войны на два фронта, подводя тем самым Германию к окончательной катастрофе.

СССР, победив Гитлера, отхватил себе слишком большую долю. Оккупация Восточной Европы и последовавшее создание Варшавского пакта создало для советской империи большие проблемы. Вместо идеологии, которая должна была принести справедливость и равноправие, восторжествовало отсутствие свободы и репрессии. Такие последствия итогов войны стали идеальной почвой для позиционирования Америки как защитницы свободного мира.

Материал из книги — Manifest protiv imperije