Некоторые историки считают дворян единственным свободным классом в крепостной России

Какими невероятно далекими кажутся ужасы крепостного права. Однако историки фиксировали не только зверства крепостников, но и странные, диковинные случаи, порожденные этой системой. Есть целая подборка рассказов под названием «Курьезы крепостного права».

«Помещик Филатов часто впрягал в дрожки вместе с лошадьми женщин. Беременных заставлял садиться верхом на заводских жеребцов и хохотал, когда лошадь становились на дыбы и сбрасывала женщину, а которая не осмеливалась садиться верхом, ту бил нагайкой до крови» (архив тамбовского окружного суда. Дело № 497).

КОГДА НАЧАЛИСЬ «ЛИХИЕ ДЕВЯНОСТЫЕ»?

Историки нашли очень точное определение 1990-х годов, назвав их «хаотической смесью бандитизма и капитализма». В XVIII века не знали, что «базар надо фильтровать», кто такие лохи, терпилы и рэкетиры, а вот слово «наезд» существовало в древнерусском языке и означало безнаказанный грабеж. Времена и сленг меняются, а суть остается прежней. Наши «лихие девяностые» мало отличались от существовавшей в XVIII веке смеси бандитизма и крепостничества. Архивные полки ломятся от дел об ограблениях, в которых крепостные по воле барина становились бандитами.

В 1775 году помещик Шпикунов по неизвестным причинам возненавидел жителей села Грибановка Борисоглебского уезда. Шпикунов вооружил своих крепостных крестьян чем попало и «наехал» на Грибановку. Крепостная «бригада» не пожалела бедняков, угнала у жителей скот, увезла хлеб и по бревнышку разобрала все избы. Побитые и ограбленные грибановцы смолчали, и Шпикунов стал распоряжаться ими как своими крепостными. В 1776 году он приказал жителям Грибановки ежегодно поставлять ему восемьдесят подвод продовольствия. Когда художества помещика Шпикунова обнаружились, он получил «строгое» наказание в виде двухнедельного ареста.

Авторитеты во все времена любят разгуливать с внушительной группой охраны. В наши 90-е охранников называли «быками». «Бычья» жизнь полностью зависела от криминального авторитета, так же как жизнь крепостного мужика – от барина. Разница лишь в том, что здоровый крепостной стоил 400 рублей, как породистый рысак, а за буйную голову «быка» никто не давал и копейки.

Под горячую бандитскую руку… Ой! Прости! Под горячую барскую руку мог попасть любой беззащитный и слабый. Дворянин Вельяминов невзлюбил дьякона села Покровское. Он прибыл в село в окружении двух десятков мужиков и указал им на дом священника. Крепостные перекрестились, выломали ворота, окна выбили, всю семью дьякона избили. Священник и пономарь бросились спасаться в церковь, но Вельяминов толстенной палкой прошелся по их спинам и стал звонить во все колокола. Собралось человек сто деревенских обитателей, но ничего не могли сделать с разбушевавшимся барином и его «быками».

Дамы не уступали мужчинам. Помещица Горчакова, дама приятная во всех отношениях, поссорилась на балу с мадам Мосоловой и назвала ее крокодилом.

– Сами вы мочалка, – резонно парировала мадам Мосолова.

Возможно, дамы выразили свои чувства другими словами: «фифа» или «вертушка», но последствия были чудовищными. Помещица Горчакова из своих крепостных сколотила организованную преступную группу, которая угнала с мосоловского двора 206 голов рогатого скота, а также увезла весь запас хлеба. Госпожа Горчакова обладала надежной «крышей». Она не вернула госпоже Мосоловой, даме неприятной во всех отношениях, ни одного зернышка.

Сюжеты рассказов о «благородных» разбойниках, которые безнаказанно убивали и грабили, написаны словно под копирку с бандитскими делами 1990-х. Кроме одной необычной истории с элементами каннибализма.

Летом 1782 года в селе Лавровка Тамбовского уезда господин Бронников «забил стрелку» братьям Кондратьевым, которые «кинули его на бабки». «Господин Бронников схватил одного из братьев за волосы, притащил в темный угол, впился зубами в нос и отъел его. Когда Бронникова оттащили, он продолжал жевать откушенный нос и выплевывать окровавленные части его на землю». Носы откусывать – это, конечно, «беспредел». Братья Кондратьевы пять лет судились с «отморозком» Бронниковым, но ничего не добились.

ШАЛЬНАЯ ЦАРИЦА

Чем должен заниматься богатый человек? Тратить бешеные деньги, приобретать все самое дорогое, пускать пыль в глаза и упиваться собственной значимостью. Многие дворяне всю свою энергию тратили единственно на подвиги необузданного самодурства. В Орловской губернии была целая деревня крепостных с немецкими фамилиями: кузнец Иван Кох, садовник Сидор Шмидт, повар Григорий Шварц, кучер Кузьма Шульц и прочие. Помещик Севастьянов не завоевал своих крепостных на войне, ему просто захотелось окружить себя «иностранцами», великоросские фамилии он находил слишком грубыми.

Госпожа Рудакова могла претендовать на одно из первых мест среди самодуров и самодурок. Она объявила себя императрицей и царствовала в своем имении в селе Корсунь. По фамилии госпожу Рудакову никто не называл, в Тульской и Орловской губерниях именовали ее Корсунской царицей. Заштатная помещица окружила себя полным придворным штатом. У нее были свои камергеры, камер-юнкеры, камер-пажи, шталмейстеры, статс-секретари, фрейлины и прочие. Придворные были набраны из крепостных, нечто вроде театра народной крепостной самодеятельности. Выглядели они внушительно, для всех «были пошиты мундиры из дорогих тканей, обшитые золотыми и серебряными галунами». Самозваная царица выслушивала доклады, накладывала резолюции, подписывая, как императрица, только свое имя, казнила и миловала, награждала чинами и ссылала на хутора. Желающие посетить Корсунскую царицу должны были подавать прошение в канцелярию и получить разрешение на аудиенцию. Царица-барыня принимала посетителя в окружении своих в пух и прах разодетых придворных. В праздники камергеры и камер-юнкеры несли царицу на носилках в церковь, где она, сидя на троне, слушала богослужение.

У Корсунской царицы было собственное войско. Стражники день и ночь окружали всю усадьбу, стояли на въезде в имение и у входа в дом, сохраняя удивительную дисциплину. Часовые не только не шевелились, но даже не дышали. Огромное войско не стоило царице ни гроша, это были деревянные скульптуры солдат.

Пиры Корсунской царицы отличались необыкновенной пышностью и оригинальностью. При въезде в усадьбу росли два огромных дерева: на ветвях одного их них сидели музыканты, а на другом – хористы. Гостьям казалось, что музыка льется с небес.

В наше время родственники Корсунской царицы обязательно обратились бы на одну из телепередач, смакующих дележ наследства. Родня госпожи Рудаковой пошла по обычному пути. В суде они добились признания помещицы психический больной, завладели ее имением, выгнали родственницу из дома, не дав ни копейки на пропитание. Приютила свергнутую царицу крепостная крестьянка, которая кормила ее объедками скудного обеда.

Наследники очень быстро разорили имение, дом и парк пришли в запустение, а деревянными солдатами целый год топили печи.

СТУПЕНИ СТРАХА

За последние десятилетия заметен неуклонный рост высоты заборов на приусадебных участках. Рядом с хлипкими советскими оградками выросли трех- и даже четырехметровые гигантские заборы, как крепостные стены, окружающие виллы новых русских. В этой моде новых русских нет ничего нового. Старые русские стали укреплять свои дома, когда услышали о готовившемся освобождении крестьян: а вдруг мужички отомстят за все прелести крепостного права.

Больше других отличился архангельский помещик Кузнецов. Он построил ступенчатый дом. Второй этаж составлял две трети первого этажа. Третий этаж был на одну треть меньше второго. На первом этаже не было входа, если нужно, то спускалась веревочная лестница, по которой можно было взобраться на второй этаж, где была дверь. Таким же способом, по веревочной лестнице, можно было залезть на третий этаж, где находилась спальня владельца. Господин Кузнецов был уверен, что без спускаемых веревочных лестниц обиженные крепостные никогда не додумаются, как попасть в дом. И все же на всякий случай господин Кузнецов перестал спать ночью, поскольку не доверял сторожам, и завел особый распорядок: в девять часов вечера он пил чай, в 12 ночи завтракал, в шесть утра обедал и снова пил чай, а 10 часов утра ложился почивать и спокойно спал до восьми вечера.

Помещик Кириллов разработал уникальный проект грандиозных укреплений. Он окружил всю усадьбу двумя каменными стенами в два с половиной метра высотой, а пространство между стенами приказал заполнить землей и развести сады. На стройке гигантского забора трудились те самые крепостные, против которых он возводился.

Когда проект был осуществлен, вид получился изумительный: казалось, что сады растут в воздухе. Соседи называли сооружение «Семирамидовыми садами» по имени вавилонской царицы Семирамиды, придумавшей первые воздушные сады.

Отделавшись громадными стенами и крепкими запорами от остального мира, господин Кириллов спокойно ожидал реформы, но либеральный дух проник в усадьбу. У господина Кириллова издавна был заведен обычай, чтобы дворовый, проходя мимо его кабинета, обязательно снимал шапку, не обращая внимания на то, присутствует ли хозяин в кабинете или нет. И вдруг господин Кириллов заметил, что даже в то время, когда он находится в кабинете, дворовые не снимают шапки. Крепостник буквально взорвался. Он кричал, ругался, по привычке грозил запороть на конюшне, но чем больше он ожесточался, тем либеральный дух становился сильнее. Возмущенный до последней степени явным непочтением к его особе, господин Кириллов обратился с жалобой к мировому посреднику. Мировой дал остроумный совет:

– Я вам советую в окне кабинета повесить икону, и тогда все дворовые опять будут снимать шапки, проходя мимо.

Господни Кириллов так и сделал, и дворовые, проходя мимо, опять начали снимать шапки и даже больше – креститься и кланяться.

И все же не зря строили бывшие рабовладелицы свои укрепления. После 3 марта 1861 года, когда император Александр II подписал манифест «О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей», произошло за год 1176 крестьянских восстаний.

Очередной курьез истории: ни крестьяне, ни помещики не были довольны реформой. Помещики, лишившись бесплатных работников, пускали под топор свои вишневые сады. Крестьяне не получили землю, оставшуюся в собственности помещиков. Земельные наделы можно было выкупать, распределив выплаты на 49 лет. В 1907 году правительство рассчитало, что из-за задолженностей «крепостная» ипотека будет полностью выплачена только в 1932, и отменило выкупные платежи, даровав крестьянам землю только через 46 лет после реформы.