Они были символами сражающейся республики

Без малого 85 лет минуло с того дня, когда в эфир ушел мало кому понятный набор слов «Над всей Испанией безоблачное небо». По этому сигналу 18 июля 1936 года в Испании начался военный мятеж националистов генерала Франко против республиканского правительства. Мир разделился в отношении оценки испанских событий. Мятежников открыто поддержали нацистская Германия и фашистская Италия. Советский Союз решительно встал на сторону республиканцев.

СПАСТИ БУДУЩЕЕ СТРАНЫ

Почти три года падали бомбы на испанские города, гибло мирное гражданское население, в том числе дети. По миру бросили клич «Помогите! Спасите детей!». Было решено начать их эвакуацию за пределы воюющей Испании. Откликнулись многие страны.

Больше всего маленьких беженцев приняла Франция, туда через Пиренеи переправили 20 тысяч детей, Бельгия взяла 5 тысяч, Великобритания – 4 тысячи. Проявили участие Швейцария, Дания, Мексика и ряд других стран. Советский Союз также не остался в стороне.

23 июня 1937 года в СССР прибыл первый пароход «Санта» с детьми испанских республиканцев. Всего же в СССР вывезли 3–3,5 тысячи юных испанцев в возрасте от 3 до 14 лет.

Отправляя своих детей, родители в тот момент не видели другого пути их спасения. Они надеялись, что разлука будет недолгой, никто не подозревал, что для вывезенных в Советский Союз маленьких испанцев возвращение на родину станет возможным не раньше чем через 20 лет, а некоторые вообще не вернутся.

В большинстве стран, приютивших испанских детей, их распределяли по семьям, в СССР же пошли иным путем – специально для них создали около 20 домов-интернатов под Москвой, в Ленинграде, Киеве, Харькове, Херсоне, Одессе и Евпатории. Надо сказать, что условия содержания в них были заметно лучше, чем в обычных советских детских домах: нормы содержания в расчете на одного воспитанника превышали стандартные не менее чем вдвое. Ослабленных детей вывозили в южные пионерлагеря, в том числе в «Артек». Но главное – над их головами было мирное небо.

По окончании гражданской войны в 1939 году большинство испанских детей отправили домой из всех приютивших их стран. Остались у приемных родителей лишь те, у кого настоящие родители войну не пережили. Иначе обстояло дело в СССР.

Сложно сегодня объяснить, зачем понадобились испанские дети Сталину, но, так или иначе, никто из них не смог вернуться на родину сразу после гражданской войны.

С РОССИЕЙ В ВОЙНЕ И МИРЕ

После падения республики в 1939 году воспитанники интернатов заметили, что все чаще стали исчезать их испанские учителя. У сменивших их воспитателей для объяснений имелся весомый аргумент – ведь товарищ Сталин сказал: «По мере нашего продвижения вперед классовая борьба будет обостряться». Недаром для юных испанцев выбрали систему интернатов, где задачи обучения были вторичны по сравнению с задачей воспитания борцов за идеи коммунизма.

По замыслу товарища Сталина, со временем этим детям предстояло вернуться в уже новую, социалистическую Испанию. Да и как мог СССР бросить маленьких беженцев в лапы победившего в их стране фашистского режима. Против возвращения детей на родину выступила и находящаяся в Москве глава испанской компартии «пламенная Пасионария» Долорес Ибаррури.

В 1939 году многие испанские учителя были обвинены в троцкизме, более половины из них арестовали, многих расстреляли.

Теперь детскими домами стали руководить советские начальники. Жизнь в них резко изменилась: дети начали болеть, фиксировались даже случаи туберкулеза. А потом началась большая война, когда детдома эвакуировали в общей сумятице. Испанский центр в Москве называет страшные цифры: во время массовой эвакуации в июне 1941 года умерло до 15% маленьких испанцев.

Вот как вспоминал о том трудном времени Мануэль Арсе, позже написавший книгу «Воспоминания о России», ставшую искренним рассказом о том, как он «прожил 30 лет в этой стране вместе с многострадальным и щедрым русским народом».

Его детдом оказался эвакуированным в Саратовскую область. Воспитанники учились в ремесленном училище, работали на военных заводах. Некоторые, приписав себе пару лет, ушли на фронт. 24 августа 1942 года под Сталинградом был смертельно ранен лейтенант Рубен Руис Ибаррури, сын Долорес. В созданной Мануэлем Книге Памяти собраны имена 205 испанцев, погибших в боях в период Великой Отечественной войны, и еще 211, умерших от голода и болезней.

Не легкой оказалась судьба самого Мануэля. В 14 лет, попав в аварию, он лишился обеих ног. Тем не менее, закончив советскую десятилетку, а затем медицинский институт, Мануэль стал врачом, причем редкой специализации – неврорентгенологом. На родину вернулся в годы хрущевской «оттепели». Его образование и профессия впечатлили испанских обывателей: Мануэль стал третьим на всю Испанию врачом подобной специализации. Он вспоминает: «Я приехал 1 марта, а 3 марта уже работал в мадридской клинике «Ла-Пас». Однажды его вызвали в резиденцию Франко, чтобы сделать тому рентгеновский снимок. Мануэль невольно вспомнил порядки в СССР: было ли мыслимо, чтобы к генералиссимусу Сталину вызвали дежурного врача из обычной государственной больницы, да к тому же политэмигранта, недавно вернувшегося из «вражеского лагеря». С генералиссимусом ему еще довелось соприкоснуться: 20 ноября 1975 года Франко умирал в клинике «Ла-Пас». В ту ночь дежурным врачом был Мануэль Арсе.

А были и такие испанские дети, которые оставшись навсегда в СССР, получили широкую известность не только на своей новой родине, но и за ее пределами.

ИСПАНЦЫ ВСЕСОЮЗНОГО ЗНАЧЕНИЯ

В августе 1932 года в испанском селении Астурия родился Анхель Гутьеррес. Во время гражданской войны его вместе с двумя сестренками вывезли в СССР. Воспитывался в детском доме. Первая книжка, которую он держал в руках, была «Сказки Пушкина», первое выученное стихотворение – «У Лукоморья дуб зеленый…». Так образ российского поэта навсегда вошел в сердце юного испанца. Мальчик неплохо рисовал, любил петь, участвовал в школьных спектаклях. По совету наставников поступил в ГИТИС. Еще в студенческие годы играл в пьесах по произведениям советских авторов – Фадеева, Островского, Полевого. А потом в его жизнь вошел Антон Чехов, пьесы которого буквально потрясли Анхеля.

«Три сестры», «Вишневый сад», «Дядя Ваня»… для него Чехов стал эталоном драматурга. Не случайно по окончании учебы Гутьеррес оказался на родине своего кумира – в Таганроге, где служил в Таганрогском драмтеатре. Затем преподавал в ГИТИСе, был требовательным, внушал слушателям, что, выходя на сцену, они должны заставить зрителей принять правду обстоятельств, забыть, что они в театре, превратить их в маленьких детей, ставших свидетелями рождения чуда.

Учился Анхель и сам – окончил Высшие режиссерские курсы, где его наставниками были Михаил Ромм, Юлий Райзман, Сергей Герасимов, а сокурсниками – Глеб Панфилов, Василий Ливанов и другие будущие знаменитости. После окончания курсов работал в театре «Ромэн». Стоял у колыбели завоевавшего вскоре популярность Театра на Таганке, где являлся художественным руководителем. Привел туда плеяду прекрасных актеров: Высоцкого, Филатова, Золотухина. Дружил с Юрием Любимовым, Анатолием Эфросом, Владимиром Максимовым, Булатом Окуджавой, Андреем Тарковским, Евгением Урбанским и другими мэтрами из мира творчества. Помимо театральной деятельности не раз Анхель снимался в кино. За его плечами восемь фильмов, в том числе такие, как «Плохой хороший человек», «Зеркало» и другие. Популярность принес ему фильм «Салют, Мария!», рассказывавший как раз о гражданской войне в Испании. Также обрел известность в Союзе друг Анхеля еще по интернату Дионисио Гарсия, оказавшийся в 1937 году в СССР и ставший здесь признанным художником и философом.

А вот еще одна детская судьба. Баскскую девочку из Бильбао Кармен Ориве-Абад, или, как ее звали близкие, Бегонию, вывезли в СССР, когда ей было 12. После детского дома и ремесленного училища работала на московском заводе «Коммунар». Там же она встретила будущего мужа Бориса, коренного москвича. Их жизнь ничем не отличалась от жизни любой советской семьи: работа, очереди за дефицитами, комната в коммуналке. Появились дети – сын, затем дочь. От соседских детей их отличало лишь то, что в их русско-испанской семье говорили на двух языках. Зато все мальчишки их московского двора могли мастерски ругаться по-испански – сын Бегонии научил.

В 1956 году Бегония с детьми решила вернуться на историческую родину. Мужу уехать с семьей не разрешили власти. Бегонии было чуть за тридцать, оба ее ребенка свободно говорили по-испански, в Испании их ждала родня, многочисленные кузены и кузины. Казалось бы, все у них складывается неплохо. Но Бегония не смогла забыть своего русского мужа. В общем, через год она с детьми вернулась к мужу в свою московскую коммуналку, к суете и очередям в полупустых магазинах. Больше об Испании не помышляла, так и умерла в Москве в 1986 году, через пять лет после того, как 27 августа 1981 года на 74-м километре Ленинградского шоссе в автокатастрофе погиб ее сын, которого уже знал весь мир, – советский хоккеист номер один, великий Валерий Харламов.

Дата публикации: 28 апреля 2021