С самого своего основания «Секретные материалы ХХ века» постоянно публиковали статьи, посвященные событиям Великой Отечественной. И хотя тема войны поистине неисчерпаема, объем собранной нами информации таков, что в 75-летний юбилей Победы пришло время, чтобы подвести своеобразные итоги, ответив на ряд вопросов…
Суть и значение Великой Победы не были поколеблены даже новейшими историческими изысканиями. Вплоть до начала 1990-х мы мало что знали о подлинном количестве жертв войны, о трагедии военнопленных, о власовцах и заградотрядах. Но, даже обогатившись этими знаниями, лишь очень немногие сегодня захотели бы присоединиться к позиции лакея Смердякова: «Не победили они нас, а жаль. А так бы умная нация покорила бы весьма глупую-с».
Впрочем, нельзя отрицать, что сегодня наше восприятие Победы заметно отличается от восприятия десяти- или сорокалетней данности. С одной стороны, большое видится на расстоянии, а с другой — исчезает острота восприятия, умирают ветераны, и, самое главное, на смену глянцевым мифам советской эпохи приходят другие, которые вполне можно было бы назвать «черными». А истина между тем лежит посередине, то есть где-то между лакированием и очернением действительности. И чтобы найти ее, прежде всего стоит придерживаться фактов.
КТО ВИНОВАТ ВО ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ?
Ответ на данный вопрос кажется однозначным — конечно же, нацисты и Гитлер! А если копнуть глубже? Кто дал возможность прийти Гитлеру к власти и установить свою гегемонию чуть ли не над всей Европой? Здесь возникает сразу две версии, одну из которых условно назовем антисоветской, а другую — антизападной.
Напомним, что зерна Второй мировой войны были посеяны после Первой. Германия, утратившая на некоторое время статус великой державы, мечтала о восстановлении прежних позиций. И именно Москва протянула тогда Берлину руку дружбы. Дружбы, отметим, отнюдь не бескорыстной. В обмен на сотрудничество в промышленной сфере в СССР готовились немецкие летчики и танкисты, а также стажировались офицеры и генералы, те самые, которые будут громить нас в 1941-м. «Антисоветская» версия гласит, что именно тогда были заложены основы германской военной мощи. Но соответствует ли это действительности?
В 1920-х годах в Москве в подобном сотрудничестве нуждались еще больше, нежели в Берлине. Германия, даже потерпев поражение в мировой войне, все-таки оставалась членом международного сообщества, а вот советская Россия оказалась на положении «отверженной». С гораздо большим удовольствием большевики дружили бы со странами-победительницами — США, Англией, Францией. Однако ни в Вашингтоне, ни в Лондоне, ни в Париже дружить с Москвой не хотели. И только признание со стороны Берлина позволило Кремлю прорвать дипломатическую и торговую блокаду.
Добавим сюда попытки Англии и Франции создать вокруг СССР «санитарный кордон» из так называемых стран-лимитрофов — Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, Польши, Чехословакии, Венгрии, Румынии. Представим, что все эти маленькие, но гордые государства, презрев собственные разногласия, накинулись на большевистскую Россию. А если бы им еще помогли Англия и Франция?
Стремление выжить толкало СССР к единственному возможному партнеру — Германии. У двух стран были на тот момент общие геополитические противники, а их экономики прекрасно дополняли друг друга. Конечно, если бы в Москве знали будущее, то наверняка не было бы ни авиашколы в Казани, ни танковой школы в Липецке. Но кто в 1920-х годах мог предположить, что Гитлер придет к власти? Да и что, в сущности, могли изменить подготовленные в СССР три десятка немецких танкистов и чуть более сотни летчиков?
Зато если говорить о приходе Гитлера к власти, то кто угодно, но только не Кремль способствовал такому обороту событий. Конечно, Сталина можно упрекать том, что он сорвал альянс между коммунистами и социал-демократами, но мог ли этот союз переломить ситуацию? Даже объединившись, германские левые ни получали абсолютного большинства голосов в рейхстаге. Создать собственное правительство они смогли бы, только опираясь на поддержку буржуазных кругов и действующего президента Гинденбурга. Однако ни буржуазия, ни Гинденбург такую поддержку им никогда не оказали бы в принципе. Как следствие, в нарушение духа, но не буквы конституции на свет появилось правительство парламентского меньшинства Гитлера.
Заметим, что политические круги Запада весть о появлении этого правительства встретили с плохо скрываемым одобрением. Конечно, с демократией в Германии было покончено, но зато теперь можно было не опасаться союза между Германией и Россией.
В награду за такой подарок Англия и Франция смирились с тем, что Гитлер восстановил прежнее могущество Германии. Серьезное беспокойство появилось только в 1938 году (после аннексии Австрии и Судетской области), когда по своим европейским владениям Третий рейх перерос империю Вильгельма II. Но и тогда западные политики еще питали надежду, что расширяться Германия будет только в восточном направлении и, может быть, по ходу этого расширения Гитлер даже ликвидирует советскую Россию.
То, что на запад Германия может расширяться, так же как и на восток, в Париже и Лондоне поняли слишком поздно. Сталин понял это чуть раньше, успев заключить пакт с Гитлером и выгадав для подготовки к войне почти два полных года.
И вновь возникает вопрос. А что, если бы в сентябре 1939 года, наплевав на пакт о ненападении, «отец народов» нанес удар в спину Гитлеру? Тогда, скорее всего, с Германией было бы покончено менее чем за год. Но что было бы дальше? Красная армия выступила бы в роли «спасителя», которого не звали. Рассчитывать на какие-либо территориальные приращения в подобной ситуации не приходилось, более того, незваного «спасителя» постарались бы выдворить обратно. Может быть, даже силой.
В таком положении Сталин выбрал наиболее практичный вариант действий: получить от Гитлера то, что он обещает, понаблюдать, чем именно кончится противостояние между Германией и западными державами, а далее действовать по ситуации — либо примкнуть к одной из сторон (заранее обговорив соответствующие «призовые»), либо, в случае если противники обескровят друг друга, вмешаться и устроить в Европе пролетарскую революцию. «Отец народов» не мог предположить того, что Германия поколотит своих врагов и без его помощи. Но это произошло, и Советский Союз остался фактически один на один с Германией. Так началось великое противостояние.
ПОЧЕМУ МЫ ЧУТЬ НЕ ПРОИГРАЛИ?
В оправдание Сталину отметим, что, в сущности, не было никаких чисто материальных факторов для того, чтобы Германия столь быстро установила свою гегемонию в Европе. Единственное преимущество, благодаря которому вермахту удалось столь быстро расправиться с Польшей, Норвегией, Данией, Бельгией, Нидерландами, Францией, заключалось в качественном превосходстве германской армии, точнее, в более высоком уровне подготовки солдат, унтер-офицеров, офицеров и генералов.
Если же сравнивать военно-промышленные потенциалы, то и Франция, и Англия, и СССР (даже по отдельности) ни в чем особенно не уступали Третьему рейху. Так, по танкам и самолетам Красная армия намного превосходила вермахт. Другое дело, что средний уровень техники там был несколько выше, но и у нас уже серийно выпускались танки КВ и Т-34, самолеты Туполева, Лавочкина, Яковлева и Поликарпова. Добавим сюда автоматическое оружие, степень насыщенности которым в советских войсках была немногим ниже, нежели в немецких. И тем не менее в 1941 году немцы устроили нашим войскам настоящую бойню. В чем же здесь дело?
Причина, как это ни горько признать, заключается все в том же качественном превосходстве вермахта над Красной армией. В РККА младшие командиры явно не обеспечивали должный уровень подготовки призывников. Не хватало у нас также офицеров и генералов, многие из которых были выбиты сталинскими репрессиями. Речь здесь идет даже не о Тухачевском, многие идеи которого в условиях Второй мировой войны оказались явно несостоятельными. Гораздо более ощутимой потерей стала гибель военачальников, обладающих даром стратегического мышления (Егоров), и полководцев-практиков (Блюхер, Уборевич, Корк, Белов).
Однако главный корень зла крылся в самой советской военной доктрине, в планах вести войну только «на чужой территории и малой кровью» в надежде на помощь европейских «братьев по классу». В сущности, вся эта доктрина строилась на опыте Гражданской войны — войны, в которой политические факторы действительно играли определяющую роль, линия фронта постоянно меняла свою конфигурацию, а стремительные прорывы, поддержанные восстаниями в тылу неприятеля, зачастую решали исход целых кампаний.
Уроки Зимней войны с Финляндией, казалось, опрокинули подобные представления, но итоги французской кампании вермахта окончательно запутали наших военачальников. Какой характер присущ современной войне — позиционный (как в Первой мировой) или маневренный (как в Гражданскую), традиционный или же классовый?
НАЦИЗМ И КОММУНИЗМ — БЛИЗНЕЦЫ-БРАТЬЯ?
На самом деле классовый фактор также имел определенное значение. Речь, правда, не идет о нескольких миллионах бывших красных немцев. Умелая пропаганда вкупе с успехами в экономике помогли Гитлеру добиться единства нации. Как следствие, в 1941 году нацисты и коммунисты, некогда пускавшие друг другу кровь на мостовых Берлина и Гамбурга, забыв о былых разногласиях, плечом к плечу сражались против первого в мире государства трудящихся.
А вот «единый» советский народ в начале войны в значительной степени был расколот. Миллионы репрессированных и раскулаченных, не успевшие или не пожелавшие покинуть Россию «бывшие» люди, несколько десятков тысяч «скрытых врагов», живших со времен Гражданской войны по чужим документам и с придуманными биографиями, различные националисты — все они не испытывали теплых чувств к советской власти. Добавим сюда сотни тысяч эмигрантов, мечтающих о возвращении на родину и готовых ради этого вступить в союз хоть с чертом. Однако для подавляющего большинства всех этих недовольных Гитлер с его звериной идеологией оказался хуже черта.
И здесь самое время оспорить популярную ныне мысль о сходстве двух идеологий — нацистской и коммунистической. Да, в плане практическом гитлеровская Германия и сталинский Советский Союз действительно имели много общего, причем если говорить о жизненном уровне населения, то в Германии он был даже повыше, чем в России. Однако оба общества были нацелены прежде всего на будущее, и вот здесь-то Гитлер серьезно проигрывал Сталину.
Конечно, ставка на самый оголтелый национализм помогла фюреру сплотить соотечественников, но для всех остальных народов Европы победа Германии стала бы полной катастрофой. В лучшем случае им грозило онемечивание (скандинавы, англичане, бельгийцы, голландцы), в худшем — обращение в рабство (славяне) либо полное уничтожение (евреи, цыгане). Расовое клеймо пожизненно закрепляло за человеком статус неполноценного или отверженного, и даже самые преданные союзники Третьего рейха не могли рассчитывать на приравнивание к «истинным арийцам».
Интернациональная коммунистическая идеология выглядела на подобном фоне как образец гуманизма. Конечно, в Советском Союзе людей тоже сортировали: были пролетарии — представители класса-гегемона, крестьяне — тоже трудящиеся, но «с пережитками мелкобуржуазной психологии» — и, наконец, интеллигенция (не мозг нации, а ее говно, по выражению Ленина), однако со временем все они должны были слиться в единую общность и даже самый «гнилой интеллигентик» хотя бы в теории имел шанс стать вполне уважаемым строителем коммунизма.
Вдобавок, советская пропаганда была более эффективной и позитивной, нежели немецкая: коммунистические агитаторы умело выпячивали сильные сторон своей идеологии, а вот нацисты, напротив, не слишком-то скрывали ужасное будущее, которое они готовили покоренным народам.
Особенно хорошо это видно на примере холокоста. С маниакальным упорством Гитлер преследовал сынов Израилевых, настраивая против себя влиятельное в политических кругах Запада еврейское лобби. Так что, когда фюрер жаловался, что именно семиты толкнули Америку к конфликту с Германией, он, возможно, был не так уж далек от истины. Вот только обижаться ему на это не следовало…
Каким контрастом выглядит на этом фоне поведение советского правительства! В Европе наши войска вели себя как освободители, а из Кремля постоянно подчеркивали, что не стремятся силой «экспортировать» коммунистическую идеологию. Правда, и Польша, и Чехословакия, и Венгрия, и Румыния, и Болгария в конце концов оказались в социалистическом лагере, но этот процесс протекал достаточно плавно с учетом «местной специфики». К тому же отнюдь не всегда дело определялось наличием или отсутствием на территории той или иной страны частей Красной армии. Так, Австрия, Норвегия, Дания остались буржуазными государствами, а в Югославии и Албании процесс приобщения к социализму и вовсе обошелся без советского вмешательства. И что в этом удивительного, если с 1945 года влияние коммунистов резко усилилось? Ведь именно они были авангардом Сопротивления почти во всех оккупированных государствах (начиная с той же беспокойной Югославии и кончая тихой Данией), и именно их называли «партией расстрелянных». А после разгрома Германии «партия расстрелянных» стала «партией победителей».
Отсюда следует вывод: нужно тщательней работать над своим «имиджем» и соотносить желаемое с возможным. И уж тем более не стоит наплевательски относиться к нравственным законам и держать все другие народы за людей второго сорта.
Рискнем высказать одно крамольное предположение: не помешайся Гитлер на расовых теориях, не суйся он никуда дальше Судетской области, и, вполне возможно, сегодня немцы благославляли бы его как одного из самых удачливых правителей. Ведь рынок вкупе с сильной авторитарной властью действительно способен обеспечивать поступательное развитие экономики, примером чему может служить та же франкистская Испания. Вот только у каудильо хватило ума не лезть во внешнеполитические авантюры. Последуй Гитлер его примеру, осуществи потом плавный переход к демократии, и, скорее всего, сегодня мы бы имели в Европе ту же Германию, что и имеем. Только несколько побольше в размерах….
Хотя, с другой стороны, подобное предположение нельзя считать бесспорным. Во всяком случае, многие серьезные историки считают, что в конце 1930-х годов созданная нацистами экономическая модель уже выработала весь свой ресурс. Для дальнейшего функционирования ей требовались дополнительные ресурсы в виде сырья и дешевой рабочей силы, а получить их можно было только военными средствами. И следовательно, война стала неизбежной.
ФАКТОРЫ ПОБЕДЫ
Так или иначе, Вторую мировую войну Германия встретила внутренне единой, а вот к Советскому Союзу это относилось в меньшей степени. Изначальное неравенство в силах усугубилось просчетами Сталина. Чтобы нагнать Германию в военной и экономической сфере ему действительно требовались один-два года, но их него уже не было. И тогда, вместо того чтобы максимально мобилизовать все имеющиеся ресурсы, «отец народов» вдарился в панику. Как страус прячет голову в песок, так Сталин отмахивался от предупреждений о скором вторжении, надеясь, что его удастся предотвратить, если только не провоцировать немцев. Однако остановить готовящегося напасть агрессора одними заявлениями о миролюбии, конечно же, нереально..
Таким образом, война действительно началась, причем началась в крайне неблагоприятных для нас условиях. Экономика уступает германской, армия слабовата и даже не получила возможности принять оборонительную стойку, внутри страны существуют, хотя и разрозненные, но реальные силы, способные сыграть роль «пятой колонны». Выстоять в этой отчаянной ситуации помогли несколько факторов.
Во-первых, внешнеполитический. Советский Союз с самого начала оказался в роли жертвы агрессора и, следовательно, с самого начала был прав, как в собственных глазах, так и в глазах всего мира. Явная несправедливость нападения не могла не возмутить мировую общественность, тем более что многие страны были нашими собратьями по несчастью. Занявшие круговую оборону на своем острове англичане, а также представители французского, бельгийского, голландского, норвежского, польского, чехословацкого, югославского, греческого, албанского Сопротивления — все они автоматически превратились в наших союзников. То, что среди них были люди ненавидящие коммунистов, уже не имело особого значения, поскольку на мир надвигалось Великое Зло — инфернальное и абсолютное.
К тому же к Советскому Союзу склонились симпатии США — единственной державы, чья мощь, даже при сопоставлении один на один, была сопоставима с мощью Германии. Конечно, американцев часто обвиняют в том, что они «тормозили» со вторым фронтом. Однако сказать «коварным янки» большое человеческое спасибо все-таки стоит, причем не столько за самолеты, машины, ботинки и тушенку, сколько за то, что они (хотя бы и против своей воли) с декабря 1941 года сковывали Японию. Да и тормозили со вторым фронтом не столько американцы, сколько англичане.
Но и британцы имели оправдание в собственных глазах, поскольку почти год (с июля 1940 по июнь 1941 года) сражались против нацистов практически в одиночку. И вряд ли стоит удивляться, что после этого Черчилль пытался переложить главную тяжесть борьбы на своих русских союзников. Такая вот эгоистическая союзническая политика.
И можно только порадоваться, что эгоизм был не беспредельным. Во всяком случае, даже стремясь получить собственный «гешефт», и Сталин, и Рузвельт и Черчилль после 1941 года твердо рука об руку шли к одной цели — разгрому Германии, уверенно пресекая все попытки немцев расколоть союзников. Конечно, в значительной степени этому способствовало и еще одно обстоятельство — каждый из «Большой тройки» зависел в первую очередь от своего народа (даже Сталин), а эти народы, уже успев понести огромные потери, не поняли бы и не приняли бы никаких попыток сепаратного мира.
Второй фактор победы — пространственно-климатический. На самом деле он сыграл наименьшую роль, но именно его выдвигают на первый план многие западные исследователи. В сущности, их аргументы сводятся к одному доводу: если бы немцы вышли к Москве всего одним месяцем раньше, наступившие холода не помешали бы им взять русскую столицу, а с падением Москвы было бы покончено и со всем Советским Союзом.
Здесь действительно следует сказать отдельное спасибо югославам и грекам, чья строптивость заставила немцев перенести начало реализации «Барбароссы» с мая на июнь 1941 года. Однако было ли это обстоятельство решающим?
Фактически на Западе всего лишь повторяют старую наполеоновскую легенду о «генерале Морозе», якобы помешавшем Гитлеру разгромить Россию. Но и мы можем повторить аргумент Дениса Давыдова о том, что зимние холода в России ни для кого в Европе не были тайной. И уж, во всяком случае, они не были тайной для германских военачальников, по несколько раз перечитывавших творения Наполеона и его соратников. Более того, по этим мемуарам немцы должны были сделать вывод, что падение Москвы отнюдь не означает падения России. Наполеон, как известно, тоже начал свое вторжение в июне, дошел до Москвы всего за два с небольшим (а не как немцы — за пять) месяцев и даже взял ее, но уже в конце года от всей его Великой армии осталось одно воспоминание.
Германские военачальники действительно сделали выводы из печальной судьбы своего предшественника. Они понимали, что огромные пространства России являются одновременно и ее силой, и ее слабостью. Силой — потому что любая армия вторжения, продвигаясь по необъятным просторам, неизбежно слабела, поскольку часть войск приходилось выделять для охраны коммуникаций и поддержания порядка на занятой территории. А слабостью — потому что эти же просторы не давали советскому правительству и командованию быстро мобилизовать все имеющиеся ресурсы. Именно на данном обстоятельстве и строилась вся стратегия блицкрига — разбить русских, не дав им собраться с силами. Германия с ее более компактной территорией действительно обладала здесь заметным преимуществом, которое немцы использовали по максимуму.
Правда, сломить Красную армию так и не получилось, но если сравнивать с тем же Наполеоном, германская педантичность продемонстрировала свои очевидные преимущества перед французской пылкостью. Даже рассчитывая на блицкриг, немцы постарались более-менее подготовиться к зиме и установить относительный контроль над оккупированной территорией. Как следствие, если французы так и не пережили зиму 1812 года, то немцы в 1941 году не только перезимовали, но и возобновили борьбу с новыми силами.
Однако блицкриг рухнул, а Советский Союз развернулся на полную катушку и вводил в бой все новые резервы. У немцев же запас резервов начал иссякать, тем более что значительные силы им приходилось расходовать на оккупированных территориях.
С нашей стороны борьба стала поистине всенародной, что привело к третьему фактору Победы — общенациональному единству.
Добиться этого единства удалось совместными усилиями как советского, так и германского руководства. Посмотрев на предложенный немцами «новый порядок», большинство населения оккупированных областей стало воспринимать советский «рай» как рай без всяких кавычек.
В Кремле же, в свою очередь, перестали говорить о классовом характере великого противостояния и переключились на патриотические ценности. Всплыли из небытия имена Александра Невского, Дмитрия Донского, Минина и Пожарского, Суворова, Ушакова, Кутузова, Нахимова. Даже о Первой мировой войне почти перестали говорить как об «империалистической», зато вспомнили о Брусиловском прорыве. Почти полностью прекратились гонения на церковь, и православное духовенство активно включилось в борьбу с захватчиками. Конечно, атеизм по-прежнему оставался частью коммунистической идеологии, но власть допускала и такие акции, как обнос чудотворной иконы вокруг осажденного Ленинграда и молебны на фронте. Более того, есть сведения, что на этих молебнах присутствовали и высшие военачальники (Говоров) и даже партийные руководители (Жданов)…
Такие перемены примирили с советской властью многих «бывших людей» и часть русской эмиграции. Не случайно на вопрос чекистов, что он думает о Красной армии, задержанный в 1945 году в Праге бывший белогвардейский генерал Шиллинг ответил: «Солдаты все по форме одеты, офицеры в золотых погонах. Я перекрестился и подумал: «Слава богу, жива Россия!» Любопытно, что Шиллинга отпустили: может быть, понравился его ответ, а может быть, старое противостояние между красными и белыми русскими действительно утратило свою актуальность.
Подробнее о событиях Великой Отечественной войны см. специальные выпуски: «Досье Коллекция. Цена Победы», «Досье Коллекция. Великая Отечественная война», «Досье Коллекция. Города-Герои».
Дата публикации: 8 мая 2020
Дмитрий Митюрин (историк, журналист, Санкт-Петербург)
«Секретные материалы 20 века»
08.05.2020