Артиллерист ведет огонь из 76-миллиметрового орудия

До сегодняшнего дня историки изучают комплекс причин, поставивших СССР в критическую ситуацию в первые месяцы Великой Отечественной. Однако уже ее начало показало руководству фашистского рейха всю несбыточность упований на скорую реализацию плана блицкрига (молниеносной войны). Если страны Западной Европы вермахт покорял за одну-две недели, то на востоке фашистские солдаты столкнулись с ожесточенным сопротивлением, заставившим кое-кого из заправил Третьего рейха усомниться в словах Гитлера о том, что «Красная армия — это просто шутка».

Брестская крепость, Лужский рубеж, двухмесячная оборона Смоленска — вот далеко не полный перечень сражений, заставивших хорошо отлаженную машину вермахта снизить свои обороты. Мы помним о подвиге летчика Николая Гастелло, направившего горящий самолет на колонну вражеских машин; о беспримерном рейде летной группы полковника Евгения Преображенского, бомбардировавшей столицу фашистской Германии уже 8 августа 1941 года. Но были еще сотни и тысячи подвигов, совершенных в тяжелые дни оборонительных боев и отступлений, о которых мы не вправе забывать.

И ОДИН В ПОЛЕ ВОИН

Лето 1943 года. Курская дуга. Среди более полумиллиона солдат и офицеров противника, оставшихся лежать на полях сражений, был обер-лейтенант Фридрих Хенфельд, в дневнике которого наши особисты прочитали: «17 июля 1941 года. Сокольничи близ Кричева. Вечером хоронили русского неизвестного солдата. Он один, стоя у пушки, долго расстреливал колонну танков и пехоты, так и погиб. Все удивлялись его храбрости. Непонятно, почему так сопротивлялся, все равно был обречен на смерть. Полковник перед могилой говорил, что если бы такими были солдаты фюрера, то завоевали бы весь мир. Три раза стреляли залпами из винтовок. Все же он — русский, и нужно ли такое преклонение?»

В горячке боев дневник обер-лейтенанта был отложен в сторону. И только спустя двенадцать лет после окончания войны в газете «Орловский комсомолец» напечатали письмо краеведа Михаила Мельникова из белорусского города Кричев, в котором рассказывалось о подвиге Николая Владимировича Сиротинина.

Шел 25-й день войны. К белорусскому городку Кричеву рвалась 4-я танковая дивизия Хейнца Гудериана, прозванного за смелость и напористость «быстрым Хейнцем». Гудериан, следуя своей излюбленной тактике, коротким артиллерийским залпом накрыл деревню Сокольничи, чтобы беспрепятственно двинуться дальше по шоссе Москва — Варшава. «А в ответ тишина…» — как пел в одной из своих баллад Владимир Высоцкий. Но только колонна немецких танков двинулась по мосту через реку Добрость, их встретил артиллерийский огонь. Стрелял сержант Николай Владимирович Сиротинин.

НЕТ ОСНОВАНИЙ?!

Николай Сиротинин родился 7 марта 1921 года в городе Орле. До войны работал на заводе «Текмаш». В 1940 году был призван в РККА. После начала войны служил наводчиком орудия в составе 55-го стрелкового полка 6-й стрелковой дивизии 13-й армии. 17 июля 1941 года командир батареи принял решение оставить у моста через реку Добрость, на 476-м километре шоссе Москва — Варшава, одно орудие с боекомплектом в шестьдесят снарядов. Добровольцем вызвался старший сержант Николай Сиротинин. Перед ним была поставлена задача — задержать танковую колонну, а затем догонять своих.

Орудие замаскировали в кустах на поле ржи. С холма хорошо просматривались шоссе и мост. Когда немецкая танковая колонна, растянувшаяся по мосту и шоссе, двинулась через реку, Николай первым выстрелом подбил головной танк, а второй снаряд угодил в замыкающий колонну бронетранспортер. На дороге создалась пробка. Фашисты решили расчистить затор, стащив подбитый головной танк двумя другими танками, но Сиротинин подбил и их. Теперь можно было уходить. «А ведь у меня еще более пятидесяти снарядов!» — сказал сам себе Коля… и решил остаться.

Теряясь в догадках, что за часть ведет с ними бой, немецкие танкисты попытались преодолеть речку не по мосту и сразу же увязли в болотистых берегах. Вот тут-то они превратились для старшего сержанта в идеальную мишень. В этом бою, продолжавшемся два с половиной часа, Николай Сиротинин уничтожил 11 танков, семь бронемашин, 57 солдат и офицеров противника. Так танковая армада «быстрого Хейнца» уперлась в 76-миллиметровую пушку старшего сержанта, как в настоящую крепость. Когда немецкая пехота окружила бойца, у него оставалось всего три снаряда. В ответ на предложение сдаться, последовали выстрелы из карабина.

Изрешеченное пулями тело немцы захоронили с воинскими почестями в деревне Сокольничи. В 1948 году останки Николая Сиротинина перезахоронили в братской могиле. В 1960 году герой был награжден посмертно орденом Отечественной войны I степени. Уверен, что все читатели будут в недоумении. Почему Сиротинину не было присвоено звание Героя Советского Союза? Оказывается, для оформления документов нужна была фотография. Сестра Николая Сиротинина рассказывала: «У нас была его единственная карточка с паспорта. Но в эвакуации в Мордовии мама отдала ее увеличить. А мастер ее потерял. Всем нашим соседям принес заказы, а нам нет. Мы очень горевали». Главное управление кадров Министерства обороны СССР ответило кричевским краеведам, что для предоставления Н. В. Сиротинина к званию Героя Советского Союза нет оснований (?!), так как вышестоящее командование в годы войны не принимало такого решения. Раз так, то после войны рассматриваются только нереализованные представления.

Как бы хотелось перенести в лето 1941 года чинушу, дававшего такой ответ, и поставить его за 76-миллиметровую пушку у деревни Сокольничи, на которую наступают немецкие танки. Может быть, тогда бы рассеялся этот бюрократический туман и все основания стали вдруг ясными?

Да, в городе Кричеве, что расположен в братской Белоруссии, есть улица Николая Сиротинина. На заводе «Текмаш» в Орле установлена мемориальная доска. И все-таки этого явно недостаточно. Имя Николая Сиротинина должно находиться в пантеоне славы Героев России.

ТАНК, ПОВЕРНУВШИЙ НА ЗАПАД

Раннее утро 26 июня 1941 года война громыхает уже пятые сутки. Из военного городка, где располагалось хранилище запчастей к авто- и бронетехнике, срочно эвакуируются люди и имущество. Старший сержант сверхсрочной службы Дмитрий Иванович Малько, заведовавший хранилищем ГСМ, очень не хотел, чтобы фашистам, двигавшимся со стороны Минска, достался танк Т-28, стоявший в боксе после капитального ремонта. Начальник склада, к которому обратился Малько, ответил: «Как мы уведем машину? Ведь к танку нет экипажа». — «Ничего, справлюсь один, — ответил сержант, — я на Халхин-Голе и в Советско-финскую служил механиком-водителем». Вместе с женой, собиравшей нехитрые пожитки, Дмитрий перенес на Т-28 аккумуляторную батарею, одел комбинезон и шлем… Колонна машин с людьми и скарбом военного городка в сопровождении танка двинулась по Могилевскому шоссе.

Не обошлось без ЧП. Немецкие самолеты накрыли колонну. Пришлось рассредоточиться, а вот после налета танк не захотел заводиться. Начальник склада сказал Малько: «Ремонтируй и догоняй нас. Нам надо спешить, вдруг самолеты вернутся». Только к вечеру Дмитрий добрался до переправы через Березину. Своих он не нашел. На переправе скопилось много отступающих войск. Вскоре у Т-28 появился настоящий экипаж: командир-майор и четыре курсанта. Можно было вновь двинуться по Могилевскому шоссе, но вокруг уже были немцы. Малько предложил майору: «А что, если двинуться не на восток, а на запад? Если прорвемся через Минск, который я знаю как свои пять пальцев, то пройдем к Борисову по Московскому шоссе и соединимся с нашими. Что сидеть в этой ловушке?» На этом и порешили.

Вернувшись в свой городок, механик-водитель вместе с экипажем под завязку заполнил кассеты и ниши 76-миллиметровыми снарядами, а также патронными коробками. Шестьдесят снарядов и около семи тысяч патронов к пулемету прибавили уверенности членам экипажа. Танк двинулся по дороге на Минск. Майор с одним из курсантов находились в центральной башне, другой курсант — в правой, у пулемета; еще двое курсантов — один в левой башне, другой у кормового пулемета. И вот Т-28 въехал в Минск. Прямо перед ним возвышались трубы ТЭЦ, заводские корпуса, а за ними виднелся купол собора.

Впоследствии Дмитрий Иванович Малько вспоминал: «Проехали железнодорожный переезд, пути трамвайного кольца и оказались на улице Ворошилова. Здесь было много предприятий, но все их корпуса стояли теперь полуразрушенными, с темными проемами дверей и окон. Потом наша машина поравнялась с длинным темно-красным зданием ликеро-водочного завода. Вот здесь мы и увидели первых фашистов. Их было десятка два. Немецкие солдаты грузили в машину ящики с бутылками и не обратили никакого внимания на внезапно появившийся одинокий танк. Когда до сгрудившихся у грузовика немцев осталось метров пятьдесят, заработала правая башня танка. Я видел в смотровую щель, как гитлеровцы падали у автомашины. Некоторые пытались было вскарабкаться на высокую арку ворот и спрятаться во дворе, но это не удалось. Буквально за несколько минут с группой фашистов было покончено.

Я направил танк на грузовик и раздавил его. Затем мы переехали по деревянному мосту через Свислочь и свернули направо, на Гарбарную, ныне Ульяновскую, улицу. Миновали рынок (там теперь находится стадион), и вдруг из-за угла улицы Ленина навстречу выскочила колонна мотоциклистов. Фашисты двигались как на параде — ровными рядами, у тех, что за рулем, локти широко расставлены, на лицах — наглая уверенность. Майор не сразу дал команду на открытие огня. Но вот я почувствовал его руку на левом плече — и бросил танк влево. Первые ряды мотоциклистов врезались в лобовую броню танка, и машина раздавила их. Следовавшие за ними повернули вправо, и тут же я получил новый сигнал от майора и повернул танк вправо. Свернувших мотоциклистов ждала та же участь. Я видел в смотровое отверстие перекошенные от ужаса лица гитлеровцев.

За считаные минуты колонна оказалась полностью разгромленной. Пулеметы смолкли, я вывел танк на середину улицы… Начался крутой подъем на улицу Энгельса. Поравнялись со сквером у Театра имени Янки Купалы и обстреляли группу немцев, скопившихся там. Ведя на ходу огонь, мы ворвались на центральную — Советскую улицу… Далее свернул на Пролетарскую, которая теперь носит имя Янки Купалы, и вынужден был остановиться. Вся улица оказалась забитой вражеской техникой: вдоль нее стояли машины с оружием и боеприпасами, автоцистерны. Слева, у реки, громоздились какие-то ящики, полевые кухни, в Свислочи купались солдаты. А за рекой, в парке Горького, укрылись под деревьями танки и самоходки. Т-28 открыл по врагу огонь из всех средств. Майор прильнул к прицелу пушки, посылая в скопление машин снаряд за снарядом, а курсанты расстреливали противника из пулеметов. На меня дождем сыпались горячие гильзы. Пламя охватило не только колонну машин, но и соседние дома, перекинулось через Свислочь на деревья парка.

Почти вся вражеская колонна, запрудившая Пролетарскую улицу, была разметана. Майор дал команду развернуться. Я снова выехал на Советскую улицу, повернул вправо. Проехали мост через Свислочь, мимо электростанции. Здесь, справа, в парке имени Горького стояли десятка два автомашин, несколько танков и самоходок. Гитлеровцы задирали вверх головы, ожидая налета советских самолетов: со стороны Пролетарской улицы все еще доносились глухие взрывы рвущихся боеприпасов, что можно было принять за бомбежку.

Так же как и на Пролетарской, первой заговорила пушка нашего танка, вслед за ней ударили пулеметы центральной и правой башен… Укрытые броней, мы не могли видеть, как за действиями нашего танка наблюдали горожане. И все же я замечал в смотровое отверстие, как кое-где из-за развалин высовывались наши советские люди и махали нам руками. И вот я увидел впереди Комаровку — деревянные домики, рынок, развилку дорог. Обрадовался: ведь от Комаровки всего два-три километра до городской окраины. Мелькнула мысль: «Может, удастся прорваться?» Но не удалось. В районе старого кладбища я скосил глаза в сторону и в тот же миг заметил у чугунной ограды вспышку выстрела. Вслед за ней почти у самого борта машины плеснулся взрыв. Очухались фашисты. Очередной снаряд ударил в башню, но срикошетил. Майор дергал меня за воротник — просил прибавить газу. Однако танк и без того шел на предельной скорости. Мы приближались к спасительной Комаровке. Еще минута-другая… И в это мгновение невероятной силы удар потряс танк. «Покинуть машину», — приказал майор. Я через люк механика-водителя выбрался наружу. «Живо в огороды», — крикнул майор. Я побежал через улицу, вскочил во двор какого-то дома из красного кирпича. По лицу текла кровь, я стер ее носовым платком и зажал рану. Последнее, что осталось в памяти, — это сильный грохот в той стороне, где остался наш танк, — взорвались оставшиеся снаряды». Так закончился рейд танка Т-28 по оккупированному фашистами Минску.

СУДЬБА ГЕРОЕВ-ТАНКИСТОВ

Ну а что же дальше было с Дмитрием Малько? Его выходила хозяйка-старушка, спрятав сержанта в подвале. Затем Дмитрий, уйдя в лес, наткнулся на группу окруженцев и вместе с ними вышел к городу Рославлю Смоленской области. Как говорят, Дмитрий родился в рубашке. В Рославле он встретил сослуживцев по военному городку, которым рассказал о том, какую славную роль сыграл их Т-28, законсервированный после капитального ремонта.

Старший сержант получил назначение в 17-ю отдельную танковую бригаду. Одиннадцать раз горел в танках, но после выписки из госпиталя всегда возвращался в строй. 2 июля 1944 года танковый корпус, в котором воевал Малько, вышел на подступы к Минску. Предоставлю вновь слово старшему сержанту: «Я вел свой танк по изрытой снарядами улице Минска… Когда въехали на Комаровку, я увидел у развилки улицы обгоревший остов танка и узнал в нем свой Т-28. От волнения у меня сдавило горло. С разрешения командира я остановился у обгорелой машины, выскочил из люка своей «тридцатьчетверки» и подошел к остову танка, который уже покрылся ржавчиной. Центральная башня была сорвана, в моторной части зияла огромная дыра, правая гусеница перебита, и куски ее валялись тут же. Но даже в таком безжизненном и искореженном виде танк все еще выглядел довольно внушительно».

В апреле 1945 года гвардии старший лейтенант Дмитрий Малько участвовал в штурме Кенигсберга. В Восточной Пруссии и закончилась для него война. В 1967 года Дмитрий Иванович разыскал одного из курсантов своего экипажа — Николая Педана, который поведал, что майор и трое курсантов скончались у него на глазах от ран. Указом Президиума Верховного Совета СССР Малько в 1966 году, спустя 25 лет после удивительного танкового рейда, был награжден опять же орденом Отечественной войны I степени. Танкисту посвящен документальный фильм «Судьба солдатская», снятый на студии «Беларусьфильм» в 1989 году.

В заключение хочу привести данные о членах экипажа легендарного танка прорыва Т-28, установленные в последнее время: – командир танка, он же башенный стрелок майор Васечкин (имя неизвестно); – механик-водитель старший сержант Дмитрий Малько; – башенный заряжающий курсант Федор Наумов; – пулеметчик левой башни курсант Сергей (фамилия неизвестна); – пулеметчик правой башни курсант Николай Педан; – пулеметчик кормового пулемета курсант Александр Рачицкий. Низкий поклон и вечная память им всем!

Дата публикации: 30 июня 2018