Оккупация. Борьба за души
Афиша Городского («Блокадного») театра. 1942 год

Январь–февраль – месяцы особые, ибо именно в эти месяцы закончилась фашистская блокада Ленинграда, а вслед за ней оккупанты были изгнаны из пределов Ленинградской области. Почти три года длился «новый порядок», установленный захватчиками на дальних и ближних подступах к Ленинграду. Что он принес с собой, хорошо известно: фашисты уничтожили более пятидесяти тысяч мирных граждан, сожгли сто пятьдесят тысяч домов, 13 783 промышленных предприятия, 1933 школы, 256 лечебных учреждений, разрушили и разграбили множество театров, научных учреждений, исторических памятников и музеев.

Вместе с тем, если тема зверств фашистских оккупантов и того материального урона, который принесло с собой вражеское вторжение, являлась ранее одной из ведущих тем в изучении Великой Отечественной войны, то тема массированной фашистской пропаганды на временно оккупированных территориях рассматривалась лишь в работах под грифом «ДСП» («для служебного пользования»). Ну а то, что заправилы гитлеровского рейха считали пропаганду не менее, а зачастую более действенным оружием, чем материальные виды вооружений, подтверждает тот беспрецедентный накал информационной войны, который сопровождал фашистский «Drang nach Osten» («Натиск на Восток»). Основной ее целью являлась не только деморализация воинского контингента, но и перетаскивание на свою сторону мирных жителей, что значительно упростило бы установление господства завоевателей. Над этим усиленно трудилась настоящая армия пропагандистов во главе с министром Йозефом Геббельсом. Именно он заложил основы фашистской пропаганды, которые сводились к следующим постулатам: массированность, шок и большая ложь. Вот как Геббельс наставлял подопечных: «Рядовые люди скорее верят большой лжи, нежели маленькой. Это соответствует их примитивной душе. Они знают, что в малом они и сами способны солгать, ну а уж очень сильно солгать они, пожалуй, постесняются… Масса не может себе представить, чтобы и другие были способны на слишком уж чудовищную ложь, на слишком уж бессовестное извращение фактов… Солги только посильней – что-нибудь от твоей лжи да останется».

К первому дню войны министерство Геббельса отпечатало более 30 миллионов брошюр и листовок на тридцати языках народов СССР. Листовки призывали воспротивиться «еврейскому большивизму» и переходить на сторону Германии, обещая при этом еду, хорошо оплачиваемую работу и процветание в составе фашистского рейха. Крестьянам обещали землю, рабочим – отмену «потогонной стахановщины», национальным меньшинствам – свободу «от москалей», а русским, соответственно, свое национальное государство, из которого «не будут сосать соки национальные меньшинства». Одновременно с пропагандистским «пряником» на оккупированных территориях вводился режим «кнута», разработанный еще в начале 1941 года начальником Верховного командования вермахта (ОКВ) Кейтелем. По этому плану основным методом управления захваченными территориями становился террор, а также всевозможные реквизиции сырья для промышленности и продовольствия для армии.

Захватив к концу 1941 года около трех четвертей территории Ленинградской области с населением более миллиона человек, фашисты обрушили на жителей шквал дезинформации о непобедимости гитлеровских полчищ, слухи о падении Ленинграда и захвате Москвы, о форсировании Волги и самолетах люфтваффе, бомбардирующих Урал, о готовности руководителей страны капитулировать. Причем делалось это весьма изощренно. Так, оккупационными властями издавалась газета «Правда», по формату и шрифту совпадавшая с настоящей. Вместо лозунга «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» использовался фашистский призыв «Бей жидов и коммунистов!», ну а названия статей были соответствующими: «Красная Армия разбита», «Москва переживает последние дни», «Советское правительство бежало в Иран» и так далее. Было отчего закружиться голове. Всего же фашистские пропагандисты издавали на захваченных территориях более десяти наименований журналов и газет, причем каждое из изданий выпускалось тиражом в 150–200 тысяч экземпляров. К «творчеству» в таких изданиях привлекались русские эмигранты и предатели наподобие Бориса Филистинского, который редактировал в Риге газету «За Родину», а в 1941–1942 году возглавлял в Новгороде «русское гестапо», повинное в гибели нескольких сот мирных граждан. Вот образчик его «откровений»: «На территории нашей страны идет небывалая еще в истории человечества война – война между созидательными силами новой жизни и силами смерти и косности – силами жидо-большевизма. Мы не сомневаемся в окончательной победе жизни над смертью, творческой инициативы над безликой стадностью… Хирургический нож (фашистское вторжение. – А.О.) вскрывает наше собственное тело. И мы должны эту операцию признать необходимой. Пусть территориальные утраты и другие испытания не смущают наш дух». Кстати говоря, после войны этот певец фашистских захватчиков нашел убежище в США, где преподавал с 1968-го по 1978 год русскую литературу в одном из американских университетов (Вашингтон, округ Колумбия) и одновременно «просвещал» советских слушателей, работая на радиостанции «Голос Америки» под псевдонимом Борис Филиппов.

Поработители использовали в своих целях не только печатное слово. Для усиления влияния на жителей оккупированных территорий фашистские пропагандисты привлекали деятелей искусства, по каким-либо причинам оказавшихся в тылу частей вермахта, создавали концертные бригады, а иногда и театральные коллективы. Одним из таких артистов, принявшим предложение оккупантов о сотрудничестве, стал популярный в 30-е годы народный артист РСФСР, кавалер ордена Ленина Николай Константинович Печковский. Поехав за своей престарелой матерью, отдыхавшей на станции Карташевская, он на следующий день оказался на оккупированной территории и стал выступать в организованном фашистами «театре города Гатчина». Голос Печковского, тембр и силу которого критики сравнивали с голосами Собинова и Лемешева, слышали жители Риги, Таллинна, Острова, Пскова, Луги и других городов, оккупированных группой фашистских армий «Север». Для него фашистские импресарио организовали концерты даже в Варшаве и Вене. После окончания войны Печковский отбывал десятилетнее заключение в лагерях Республики Коми как человек, сотрудничавший с оккупантами. Правда, кое-кто сейчас пытается заявить, что он являлся всего лишь «жертвой сталинского режима». Ведь Печковский, по мнению его ходатаев, не делал никаких заявлений в фашистском духе, а пел русские народные песни, повышая тем самым настроение бедных жителей оккупированных городов. Позвольте с этим заявлением не согласиться. Во-первых, пел он не только перед мирными жителями, но и перед солдатами и офицерами вермахта. Ну а во-вторых, не надо забывать, что его концерты фашистские пропагандисты подавали очень умело, заявляя публике, что уж если такие советские орденоносцы и заслуженные деятели культуры переходят на нашу сторону, то дело Советов совсем плохо. Учитывая остроту создавшегося положения, ленинградским чекистам в 1941–42 годах было дано задание выкрасть Печковского, но эта акция не удалась. Истинной же причиной, толкнувшей артиста в объятия оккупантов, было желание сладко есть и мягко спать, как и прежде ни в чем себе не отказывая. Печковский получал 2500 рублей за часовое сольное выступление. Кроме того, ему полагался паек солдата вермахта, в который в сутки входило: хлеба – 500 граммов, мяса – 35 граммов, крупы – 50 граммов, сахара – 25 граммов, сигарет – 3 штуки; один раз в месяц – 0,25 литра шнапса. Когда Печковскому сообщили, что приставленный к нему нацистами для решения бытовых проблем часовой мастер Костюшко является агентом СД, он со смехом ответил: «Что мне от того, что он из СД, благо поит и кормит, а до остального мне дела нет». После этой фразы излишни не только комментарии, но и дальнейшие рассуждения на тему о безвинно пострадавшем «певце-патриоте».

И все же кто и как давал отпор массированной фашистской пропаганде на оккупированных территориях? Ведь «Большая земля» с десятками кинофильмов, сводками Совинформбюро, многотысячными тиражами газет и рисунками Кукрыниксов, хлестко высмеивавших мифы геббельсовских промывателей мозгов, была, казалось, бесконечно далека. Эта непростая задача легла на плечи партизан и подпольщиков. Только за август и сентябрь 1943 года типография 5-й партизанской бригады под командованием К.Д. Карицкого отпечатала и распространила более 10 тысяч экземпляров листовок, а также десятки тысяч номеров своей газеты «Партизанская месть». Из-за линии фронта самолетами доставлялось не только оружие, но и газеты «За Советскую Родину» и «Ленинградский партизан». Свою пропагандистскую работу народные мстители вели среди жителей городов, сел и деревень, а также в частях власовской «русской освободительной армии» и «восточных батальонах». Под влиянием этой агитации солдаты РОА, перебив командный состав, иногда целыми подразделениями переходили на сторону партизан. Успешно работала партизанская разведка и по разложению некоторых частей и подразделений гитлеровских войск, стоявших под Ленинградом. Учитывая их «пестрый» состав (чехи, сербы, поляки, голландцы, французы), к каждому инонациональному контингенту подбирался свой «ключ». Газета «Красный партизан», издававшаяся в 9-й партизанской бригаде (командир И.Г. Светлов и комиссар И.Д. Дмитриев, хорошо известный лужанам) сообщала партизанам и всему местному населению: «К нам перешла группа голландцев, служивших в немецкой армии. Мы их приняли и доверили оружие для борьбы против фашистов. На днях голландцы Герт Лямардинк, Генрих Ксуненг, Джон Ван де Пас под руководством чеха Курта Отдриха взорвали немецкий эшелон на железной дороге Кингесепп – Нарва. Бойцы вернулись в свои подразделения без потерь»

Большой вклад в поддержание морального духа не только ленинградцев, но и жителей области вносило блокадное радио. Да, хранение радиоприемников на оккупированной территории было объявлено тягчайшим преступлением. Но вопреки распоряжениям фашистов, радиоприемник стал одним из главных символов сопротивления подпольщиков. На основе радиопередач составлялись листовки, постоянно появлявшиеся во всех районных центрах, занятых фашистами. Ну а в городе Остров произошло вообще экстраординарное событие. Городское радио, передававшее бравурные фашистские марши, вдруг умолкло и через несколько минут произнесло: «Говорит Москва. От Советского информбюро…». Фашисты целый месяц проводили розыскные мероприятия, но так и не узнали, кто переключил городскую радиотрансляционную сеть на приемник, настроенный на Москву.

Еще об одном случае, связанном с блокадным радио, поведала в 1973 году своим читателям «Литературная газета». О нем рассказал Карл Элиасберг – дирижер Ленинградского симфонического оркестра. К нему обратился с просьбой о встрече один из туристов, приехавший из ФРГ. Во время встречи он достал записную книжку и прочитал все даты трансляций блокадным радио произведений Бетховена, Брамса, Шостаковича и Чайковского. На вопрос удивленного дирижера «Что это значит?» последовал ответ: «Я находился в числе солдат, осаждавших Ленинград. Мы постоянно слушали ваши передачи по радио, и каждая вселяла в меня большую уверенность, что вы выстоите. Если город, находившийся в таком чудовищном положении, мог ежедневно транслировать концерты классической музыки, значит, его никогда не взять. Когда я понял это, то сдался в плен. Благодаря вам я остался жив». Думаю, что эти слова лучше всего говорят о том, кто же победил в неимоверно трудной борьбе за души людей, еще задолго до фактического краха Третьего рейха.

Дата публикации: 1 марта 2014