Перед лицом общего врага старые исторические счеты русских и поляков должны были отойти в прошлое

Варшава — вторая восточноевропейская столица, освобожденной которой от фашистов было отмечено в СССР специальной медалью. В современной Польше признавать факт освобождения страны Красной армией отказываются, заявляя, что на смену одной оккупации пришла другая. Хотя разница кажется очевидной. Германское вторжение привело к полной ликвидации государственности и даже упразднению самого названия страны, переименованной в безымянное «генерал-губернаторство». Потери Польши за время немецкой оккупации составили порядка 6 миллионов человек, причем примерно половина приходится на польских евреев. С приходом Красной армии польская государственность была восстановлена в форме Польской Народной Республики — вполне уважаемого члена мирового сообщества. Коммунистическое правительство этой страны, хотя и считалось с пожеланиями Москвы, проводило довольно самостоятельную внутреннюю политику — не случайно поляки называли свою Родину «самым веселым бараком в социалистическом лагере». Что же касается политики внешней, то Кремль корректировал ее примерно в той же степени, в какой Белый дом корректирует нынешние действия Польши на международной арене. Тем не менее, нынешнее польское руководство требует репараций не только от Германии, но и от России. Такой подход уравнивает тех, кто концлагеря строил с теми, кто освобождал их узников. Впрочем, в этой кажущейся алогичности есть своя логика, если рассматривать события Второй мировой войны именно в контексте давнего российско-польского противоборства…

ПУСТЬ СИЛЬНЕЕ ГРЯНЕТ «БУРЯ»?

Своеобразный политический аспект Варшавской операции объяснялся спецификой отношений, сложившихся между Кремлем и польским движением Сопротивления. Ориентировалось это движение в основном на сидевшее в Лондоне эмигрантское правительство Станислава Миколайчика, которое разорвало отношения с Москвой после обнародования немцами материалов о расстрелах в Катыни. Однако выстраивать диалог все же пришлось, поскольку летом 1944 года ни у кого уже не вызывало сомнения, что освобождать Польшу будет Красная армия.

23 июня 1944 года советские войска развернули в Белоруссии операцию «Багратион», результаты которой превзошли самые смелые ожидания. Не ограничившись освобождением одной Белоруссии, Красная армия 13 июля заняла Вильнюс, 27 июля — Львов и, оставив позади границу 1941 года, нацеливалась выйти на рубеж рек Висла — Нарев.

Боевые действия развертывались на территориях, присоединение которых к Советскому Союзу в 1939 году лондонские сидельцы считали не законным. Более того, на этих территориях действовала подчинявшаяся эмигрантскому правительству партизанская Армия Крайова (АК). Во Львове и Вильно (Вильнюс) отряды АК помогали советским частям, но затем были расформированы, а их бойцы и офицеры частично подверглись арестам, части оказались включены в состав сформированной в СССР 1-й армии Войска Польского.

Если с польскими претензиями на Львов и Вильно можно было поспорить, то относительно национальной принадлежности следующего крупного города — Люблина — особых сомнений ни у кого не было. Именно в Люблине, желая показать Миколайчику его место, советские товарищи организовали укомплектованный в основном коммунистами Польский комитет национального освобождения (ПКНО), которому передавалась вся власть на освобожденных территориях.

В ответ эмигрантское правительство подготовило план операции «Буря», суть которой заключалась в том, что отрядам АК предписывалось захватывать населенные пункты, используя временной люфт между отходом немцев и вступлением советских частей, спешно создавая в них собственные органы власти. Главное действо этой операции должно было разыграться в Варшаве.

Восстанием в польской столице руководили командующий АК генерал Тадеуш Комаровский (кличка — Бур) и его заместитель полковник Антоний Хрусьцель (кличка — Монтер). В Лондон о готовности к выступлению они доложили 25 июля, потребовав сбросить возле города польскую воздушно-десантную бригаду из состава британской армии. Черчилль, предугадывая нервную реакцию «дяди Джо», в подкреплении отказал, посоветовав Миколайчику наладить отношения со Сталиным.

Немецкая администрация между тем уже начала эвакуироваться из Варшавы, что вдохновляюще подействовало на повстанцев. С командованием наступавшего на Варшаву 1-го Белорусского фронта они связываться не собирались, иначе узнали бы, что ситуация выглядела не столь радужной. Фактически мог повториться сценарий 1920 года, когда части Тухачевского, разгромив белополяков в Западной Белоруссии, устремились к Варшаве и, растянув свои коммуникации, попали под мощный контрудар противника. Разница заключалась в том, что командующий 1-м Белорусским фронтом Константин Рокоссовский (этнический поляк) не собирался повторять ошибок Тухачевского.

СЮРПРИЗ ОТ МИКОЛАЙЧИКА

30 июля советские танкисты вышли к расположенному на правом берегу Вислы варшавскому предместью Прага. Казалось, оставалось только пробиться к мостам, перемахнуть на другой берег — и враг будет выбит из города. Однако резервов не было, а немцы нанесли контрудар 73-й пехотной дивизией и танковой дивизией «Герман Геринг». Тяжелее всего пришлось советской 2-й танковой армии, потерявшей к 5 августа 58 танков и самоходок и вскоре отведенной на переформирование.

Немногим лучше обстояло дело и на соседних участках, хотя советским войскам удалось переправиться через Вислу южнее города, захватив 31 июля плацдармы у Пулав и Мангушева.

Миколайчик в этот день находился в Москве, где беседовал с Молотовым, прощупывая почву на тему возможного официального восстановления отношений и пытаясь понять, как скоро русские возьмут Варшаву. Немцы, в понимании польского премьера, вот-вот должны были оставить столицу Польши, а значит, следовало сделать так, чтобы советские войска, войдя в Варшаву, встретили там уже контролирующие город отряды Комаровского.

На беду, ни он, ни даже Молотов со Сталиным еще не знали, что наступление Рокоссовского выдохлось. И 1 августа в 17 часов в Варшаве началось восстание. Подразделения Армии Крайовой вместе с присоединившимися к ним бойцами прокоммунистической Армии Людовой освободили несколько центральных районов, но так и не смогли захватить ни мосты через Вислу, ни другие стратегически важные пункты. На следующий день британская военная миссия в Москве сообщила советскому Генштабу о восстании и о том, что АК просит от русских «немедленной атаки извне».

Однако сил на такую атаку не было. Да и вообще сама ситуация выглядела дико, поскольку Комаровский вместо того, чтобы попытаться напрямую связаться с командованием 1-го Белорусского фронта, слал донесения эмигрантскому правительству, а те через англичан высказывали пожелания Кремлю, как именно стоит распорядиться советскими войсками.

Рокоссовский, который вместо начального звена, оказывался конечным пунктом этой цепочки, вспоминал в своих мемуарах: «2 августа наши разведывательные органы получили данные, что в Варшаве будто бы началось восстание против немецко-фашистских оккупантов. Это известие сильно нас встревожило. Штаб фронта немедленно занялся сбором сведений и уточнением масштаба восстания и его характера. Все произошло настолько неожиданно, что мы терялись в догадках и вначале думали: не немцы ли распространяют эти слухи, а если так, то с какой целью? Ведь, откровенно говоря, самым неудачным временем для начала восстания было именно то, в какое оно началось».

Далее Рокоссовский сыпет названиями частей, излагает суть планов советского командования и то, как они менялись из-за действий противника, после чего делает следующее резюме: «По своей глубине Белорусская операция не имеет себе равных. На правом крыле 1-го Белорусского фронта советские войска продвинулись более чем на 600 километров. Это стоило много сил и крови. Чтобы захватить Варшаву с ее мощными укреплениями и многочисленным вражеским гарнизоном, требовалось время на пополнение и подготовку войск, подтягивание тылов. Но в те дни мы пошли бы на все, чтобы поддержать восставших, объединить с ними наши усилия.

Но те, кто толкнул варшавян на восстание, не думали о соединении с приближавшимися войсками Советского Союза и польской армии. Они боялись этого. Они думали о другом — захватить в столице власть до прихода в Варшаву советских войск. Так приказывали господа из Лондона. В своем могучем движении на запад, сметая все преграды на пути, войска нашего фронта перевыполнили свою задачу, захватив плацдармы для подготовки новой операции. Но чтобы начать ее, требовалось время.

Да, Варшава была рядом — мы вели тяжелые бои на подступах к Праге. Но каждый шаг давался с огромным трудом».

Это слова солдата. Но кроме солдат были еще и политики.

ДИЛЕММА ВЕРХОВНОГО

В Москве в это время Сталин вел переговоры с Миколайчиком, убеждая его признать ПКНО и войти в его состав. Будь глава эмигрантского правительства посговорчивей, и, возможно, 1-й Белорусский фронт стал бы для Верховного главнокомандующего приоритетным, получив дополнительные резервы (сам Сталин говорил, что для успеха наступления на Варшаву требовалось 40 дивизий!). Вместе с резервами Рокоссовский получил бы и установку любой ценой как можно быстрее помочь повстанцам, после чего освободил бы город, заплатив за это жизнями нескольких десятков тысяч советских солдат и офицеров. Когда речь шла о большой политике, в Кремле жизней не жалели, но в том-то и дело, что по мере общения с Миколайчиком стремление идти на какие-либо жертвы вообще у Сталина пропадало. Польский премьер избегал конкретики, хотя и выражал уверенность, что соглашение с ПКНО будет достигнуто. Верховному не составило труда понять — военную помощь Миколайчик хочет немедленно, но от политических обещаний воздерживается. В такой ситуации Сталин, в общем-то, не мог быть уверен даже в том, что, освободив Варшаву от немцев, советским войскам не придется скрестить оружие с повстанцами. А это грозило всеевропейским скандалом и большими трениями с Черчиллем и Рузвельтом.

Имелось и еще одно важное обстоятельство. Даже в случае взятия Варшавы дальнейшее наступление на этом направлении не имело шансов. Следующей целью мог быть только Берлин, но на пространстве между польской и германской столицами фашисты сосредоточили слишком значительные силы. Да еще с севера и северо-востока над наступающими советскими войсками нависали пусть окруженные, но опасные вражеские группировки в Восточной Пруссии и Курляндии. К рывку на «логово фашистского зверя» следовало подготовиться капитально, а пока стратегические резервы разумнее было использовать на другом направлении, а именно на Балканах, где назревали большие события. Румыния и Венгрия готовились изменить Гитлеру, смута зрела в Болгарии, в Югославии и Греции успешно действовали партизаны, а Черчилль планировал высадить на полуострове десант, который мог бы лишить СССР причитающейся ему здесь доли трофеев. Стоило ли отказываться от балканских призов, чтобы помочь не очень любившим Кремль варшавским повстанцам? С точки зрения Сталина, конечно, не стоило.

В общем, без серьезных подкреплений наступление 1-го Белорусского фронта стало затухать, хотя в середине августа, чтобы, видимо, приглушить ворчание союзников, боевые действия здесь на некоторое время активизировались. Затем все затихло до второй декады сентября. Более того, советская сторона отказалась дать англо-американским самолетам разрешение приземляться на своих аэродромах, после сбрасывания предназначенных повстанцам грузов. Мотивировалось это тем, что «Выступление в Варшаве, в которое вовлечено варшавское население, является чисто авантюрным делом, и советское правительство не может приложить к нему свою руку».

Справедливости ради следует отметить, что, поскольку сбрасывались грузы с больших высот, львиная их доля попадала к немцам. Однако аргументация советской стороны выглядела неуклюже: авантюра авантюрой, но сражались-то повстанцы по-настоящему. Сражались храбро и вовсе не ради глубоко неприятного Сталину Миколайчика. В общем, с моральной точки зрения все это выглядело несимпатично. Поэтому позицию подкорректировали, союзные самолеты согласились принимать, да и советская авиация сама стала сбрасывать полякам грузы с оружием, причем намного удачнее, чем это делали англичане. Более того, 14 сентября 47-я и 1-я польская армии наконец овладели правобережным предместьем Прага.

ПОЛЯКИ, ВПЕРЕД!

Член военного совета 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенант Константин Телегин оценивал количество жителей Праги в 25–30 человек и писал в своем рапорте: «Население встречало Красную армию и части польской армии с исключительным воодушевлением, активно помогало выносить раненых с поля боя и оказывало им первую помощь, по своей инициативе подбирало убитых бойцов и офицеров и под артобстрелом хоронило их, обкладывая могилы цветами и ежедневно обновляя цветы».

Еще один интересный фрагмент этого же донесения, касающийся действий 1-й польской армии. «Еще до окончания артиллерийской подготовки 10 сентября по инициативе низовых офицеров и солдат отдельные подразделения поднялись и пошли в атаку прямо вслед за артиллерийским огнем. Несмотря на сложные условия боя (в лесу и населенных пунктах), офицерский состав и подофицеры в основной своей массе задачу выполняли умело. У всех было желание первыми войти в Прагу, и в основном это желание было претворено в жизнь.

В первый день наступления были захвачены пленные — австрийские, силезские и познаньские поляки. Солдаты первой дивизии тут же на поле боя основательно их избили за то, что они поляки, а воевали вместе с немцами, и когда пленные заявили, что они насильно мобилизованы, они им отвечали, что если бы вы были поляки, так вы бы не оставались у немцев, а давно перешли бы на сторону люблинского правительства.

Настроение лично состава дивизии боевое и бодрое, заявляют о своем желании во что бы то ни стало первыми ворваться в Варшаву, это их желание мы думаем удовлетворить».

Для удовлетворения этого желания в ночь с 16 на 17 сентября была проведена десантная операция силами 3-й пехотной дивизии Войска Польского, поддержанной артиллерией и саперами Красной армии. За шесть часов на западный берег Вислы в Варшаву были переправлены свыше 400 бойцов, два артиллерийских орудия, 15 противотанковых ружей и пулеметов. Об интенсивности вражеского огня свидетельствует тот факт, что даже советские саперы потеряли 19 человек убитыми.

Дополнительные силы переправлялись и в течение следующих двух ночей, но после того, как неприятелем были уничтожены все задействованные понтоны и автомобили-амфибии, операцию решили свернуть, а захвативших небольшой плацдарм в городе поляков эвакуировать. Общие потери 3-й пехотной дивизии Войска Польского составили 1987 человек убитыми и пропавшими без вести.

Анализируя причины неудачи, советское командование указало на отсутствие взаимодействия с повстанцами и на недостаточный опыт личного состава 1-й польской армии в проведении подобного рода операций. Последний из этих аргументов дал повод для снятия с должности командарма Зыгмунта Берлинга и замены его воевавшим в РККА еще с Гражданской Станиславом Поплавским. Что же касается отсутствия взаимодействия с повстанцами, то здесь по-прежнему все упиралось в политику.

В ночь с 21 на 22 сентября в Варшаву были сброшены на парашютах лейтенант Иван Колос и радист Дмитрий Сенько. Сенько при приземлении получил смертельные ранения и на следующий день умер. Колос остался жив, с помощью повстанцев из Армии Людовой вышел на Комаровского, но содержательного разговора не получилось. Главком АК в категоричной форме указывал, что следует делать советским войскам, настаивал на признании Кремлем правительства Миколайчика и при этом не брал на себя никаких обязательств.

Пламя восстания между тем догорало. 24 сентября немцы перешли в решающее наступление, а 1 октября была подписана капитуляция. Сдавшиеся 17 тысяч повстанцев получили статус военнопленных. Убитыми они потеряли около 10 тысяч, пропавшими без вести — 7 тысяч. Большинство жителей Варшавы были выселены из города, отправившись в концлагеря. Потери карателей убитыми составили чуть более 1,5 тысячи убитыми, по немецким данным, и раз в девять больше, по польским. Комаровский благополучно дожил до окончания войны в лагере для военнопленных и скончался в 1965 году в эмиграции. Лейтенант Колос с двумя повстанцами выбрался из города по канализационным трубам, переплыл через Вислу и добрался до своих. Умер он в 2007 году. Звезду Героя, к которой его представили еще в 1944-м, Колос поучил только спустя полвека.

ПОД ЗВУКИ «ВАРШАВЯНКИ»

Итак, первая попытка захватить Варшаву с ходу закончилась неудачей по причинам как военного, так и политического характера. А после капитуляции повстанцев спешить с освобождением города не было уже никакого смысла, тем более что и от Варшавы остались одни руины. Противники свернули свою активность и стали готовиться к кампании 1945 года.

Рокоссовского, для которого Варшава была родным городом, перевели на 2-й Белорусский фронт, зачищать от немцев Померанию, а его место занял Георгий Жуков. Причина снова крылась в политике: после Варшавы 1-му Белорусскому предстояло наступать на Берлин, а штурмовать логово «фашистского зверя» должен был заместитель Верховного, этнический русский.

В декабре, неожиданно для англо-американцев, немцы нанесли им болезненный удар в Арденнах. И 6 января 1945 года Черчилль в своем письме аккуратно поинтересовался у Сталина: «На Западе идут очень тяжелые бои... Я буду благодарен, если Вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января...»

Сталин согласился наступать 14 января, на две недели раньше установленного срока. Главный удар наносился с Мангушевского плацдарма на Познань, вспомогательный — с Пулавского плацдарма на Радом и Лодзь. Тогда-то и стало ясно, зачем нужны эти плацдармы, за которые Сталин якобы совершенно напрасно положил десятки тысяч солдат, вместо того чтобы помочь варшавским повстанцам.

Основной замысел заключался в том, чтобы расчленить вражескую группировку на части. 1-я польская армия вступала в бой только на четвертый день операции и во взаимодействии с войсками 47-й, 61-й и 2-й гвардейской танковой армий должна была овладеть Варшавой.

Советское наступление стало для немцев сюрпризом. В течение первого часа войска вклинились во вражескую оборону на 2–3 километра, даже не встречая организованного сопротивления. Затем враг постепенно пришел в себя, но к исходу первых суток глубина продвижения составила на разных участках от 3 до 20 километров.

7-я армия, перейдя в наступление 16 января, отбросила противника за Вислу и с ходу форсировала ее севернее Варшавы. Южнее в бой пошла та самая 2-я танковая армия, которая пять месяцев назад понесла огромные потери на подступах к Праге, а теперь, после переформирования, стала именоваться 2-й гвардейской. Советские войска брали врага в «клещи», и немцам, чтобы избежать окружения, оставалось только как можно быстрее откатываться на запад.

В ночь с 16 на 17 января главные силы 1-й польской армии начали переходить Вислу по льду и наведенным мостам. С берега через их головы била артиллерия. Заработали минометы.

К рассвету 17 января польские войска ворвались в Езерную и взяли под свой контроль скрещение прибрежных шоссейных дорог на Варшаву. В городе самые жестокие бои разыгрались на улицах Маршалковской и Тамка, а также в районе Главного вокзала. 1-я отдельная польская кавалерийская бригада, опрокинув незначительные вражеские заслоны, прорвалась к району «Кроликарни», где соединилась со своими соотечественниками из 6-й пехотной дивизии. В 10 часов утра над развалинами Главного вокзала взвился бело-красный флаг. Через четыре часа генерал Поплавский послал созданному на базе ПКНО Временному правительству Польской республики телеграмму: «Варшава взята!»

Немногочисленные уцелевшие жители начали выбираться из развалин. Польские солдаты горячо обнимали проходивших по улицам своих русских товарищей по оружию. Один из мемуаристов пишет, что у костела Святого Вавжинца хор пел Варшавянк», но, к сожалению, не уточняет какую именно; ведь Варшавянок было две: одну русские и польские революционеры пели в 1905 году, борясь против царизма, а более ранняя считалась гимном антироссийского восстания 1831 года. Наверное, все же пели Варшавянку 1905 года…

Операция, вошедшая в историю как Варшавско-Познаньская, завершилась 3 февраля 1945 года после выхода на рубеж реки Одра (Одер) и захвата плацдарма на ее правом берегу. Оставалось сделать последний рывок до Берлина, но перед этим следовало еще раз собраться с силами…

Безвозвратные потери советских войск в Варшавско-Познаньской операции составили 17 тысяч человек, польские — 225 человек. Всего же при освобождении Польши погибло около 600 тысяч солдат Красной армии. Медалью «За освобождение Варшавы» на 1 января 1995 года было награждено 701 700 человек, как граждан бывшего Советского Союза, так и поляков.

Дата публикации: 5 марта 2015