В землянке. Худ. Иван Евстигнеев

«В землянке» – именно так официально называется знаменитая песня, рожденная в самый суровый период Великой Отечественной войны – 27 ноября 1941 года. Слова написал Алексей Сурков, который в то время был фронтовым корреспондентом. Правда, композитору Константину Листову он передал стихи только в феврале следующего года. Листов, основную часть творческой жизни прослуживший дирижером Театра оперетты в Москве, написал более шести сотен песен. Достаточно сказать, что именно он написал незабываемую песню 30-х — «В парке Чаир распускаются розы».

Музыку Листов сочинил моментально, и песня пошла гулять по фронтам Великой Отечественной. Но и она наскочила на «непонимание» тылового политсостава: никак они не могли понять состояние людей на передовой. Не хватало казенного оптимизма и очень не нравились слова о том, что «до смерти четыре шага». Потому они настоятельно рекомендовали добавить новые куплеты, убрать некоторые строчки. Это вызвало гнев и возмущение бойцов на передовой. Они писали Суркову: «Напишите вы для этих людей, что до смерти четыре тысячи английских миль, а нам оставьте так, как есть, — ведь мы-то знаем, сколько шагов до смерти». Мы приводим канонический, авторский текст знаменитой песни:

Бьется в тесной печурке огонь, На поленьях смола, как слеза. И поет мне в землянке гармонь Про улыбку твою и глаза. Про тебя мне шептали кусты В белоснежных полях под Москвой, Я хочу, чтоб услышала ты, Как тоскует мой голос живой. Я хочу, чтоб услышала ты, Как тоскует мой голос живой. Ты сейчас далеко-далеко, Между нами снега и снега. До тебя мне дойти нелегко, А до смерти — четыре шага. Пой, гармоника, вьюге назло, Заплутавшее счастье зови. Мне в холодной землянке тепло От твоей негасимой любви. Мне в холодной землянке тепло От твоей негасимой любви.

«ВЕЧЕР НА РЕЙДЕ»

Печальная судьба вполне могла постичь еще одну изумительную песню, которую облеченные политической властью люди поначалу сочли «упадочнической и минорной». В тяжелом сорок первом, особенно в осажденном Ленинграде, они требовали бодреньких, маршевых песен, «зовущих на борьбу», и никак не желали понять, что бойцу не хватает лирики, ласковых слов.

Соловьев-Седой вспоминал, что он «выпустил в свет» эту песню только в 1942 году, после разгрома немцев под Москвой. Однако есть свидетельства о том, что в блокадном городе петь ее стали намного раньше:

Споемте, друзья, ведь завтра в поход Уйдем в предрассветный туман. Споем веселей, пусть нам подпоет Седой боевой капитан. Прощай, любимый город! Уходим завтра в море. И ранней порой Мелькнет за кормой Знакомый платок голубой. А вечер опять хороший такой, Что песен не петь нам нельзя, О дружбе большой, о службе морской Подтянем дружнее, друзья! На рейде большом легла тишина, А море окутал туман. И берег родной целует волна, И тихо доносит баян: Прощай, любимый город! Уходим завтра в море. И ранней порой Мелькнет за кормой Знакомый платок голубой.

Песня настолько прочно вошла во фронтовую жизнь, что ее, слегка «подправив» слова, пели и десантники:

Споемте, друзья, ведь завтра в полет Летим мы во вражеский тыл. Споем веселей, пусть нам подпоет, Кто песен родных не забыл. Пели и крымские партизаны: Прощай, любимый город! Уходим завтра в горы, И ранней порой Мелькнет за спиной Зеленый мешок вещевой.

А в 1942 году в осажденном Севастополе «упадочническая и минорная» песня была издана отдельной листовкой. Остается только добавить, что текст написал поэт Александр Чуркин. Именно ему принадлежат тексты песен «Город над вольной Невой» («Слушай, Ленинград, я тебе спою задушевную песню свою») и «Далеко-далеко, где кочуют туманы, и колышется рожь» (кстати, необыкновенно популярная в сегодняшнем Китае).

«НЕБЕСНЫЙ ТИХОХОД»

Василий Соловьев-Седой стал автором музыки к этому фильму, снятому в последний год войны. Незабываемые актеры — Николай Крючков и Василий Меркурьев (внешне и по характеру так напоминавший тезку-композитора), с участием Василия Нещиплина спели трио незабвенную песню, которая — во всяком случае, до недавнего времени — была настоящим гимном отечественных военных летчиков. В их исполнении за праздничными столами гордо звучали фатьяновские слова: «Потому, потому что мы пилоты...»:

Мы друзья, перелетные птицы, Только быт наш одним нехорош: На земле не успели жениться, А на небе жены не найдешь… Потому, потому что мы пилоты, Небо наш, небо наш родимый дом — Первым делом, первым делом — самолеты, Ну а девушки? А девушки — потом! Нежный образ в душе ты голубишь, Хочешь сердце навеки отдать: Нынче встретишь, увидишь, полюбишь, А назавтра приказ — улетать… Чтоб с тоскою в пути не встречаться, Вспоминая про ласковый взгляд, Мы решили, друзья, не влюбляться Даже в самых красивых девчат… Потому, потому что мы пилоты, Небо наш, небо наш родимый дом — Первым делом, первым делом — самолеты, Ну а девушки? А девушки — потом!

Не менее популярной стала и вторая «пилотская» песня, впервые прозвучавшая с киноэкрана в далеком победном году:

Дождливым вечером, вечером, вечером, Когда пилотам, скажем прямо, делать нечего, Мы приземлимся за столом, Поговорим о том, о сем, И нашу песенку любимую споем… Пора в путь-дорогу, Дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю идем. Над милым порогом Качну серебряным тебе крылом…

Особенно задорно, с небывалым энтузиазмом звучал в исполнении боевых летчиков — не артистов, настоящих «летунов»! — припев:

Пускай судьба забросит нас далеко, Пускай! Ты к сердцу только никого не допускай — Следить буду строго: Мне сверху видно все — ты так и знай!

Наверное, песня прижилась так хорошо и надолго, потому что очень верно угадала характер наших рыцарей неба — их отвага и оптимизм причудливо соединялись с бесшабашностью и верой в приметы:

Пусть будет весело, весело, весело — Чего ж ты, милая, курносый нос повесила? Мы выпьем раз и выпьем два — За наши славные дела, Да так, чтоб завтра не болела голова… Мы парни бравые-бравые-бравые, Но, чтоб не сглазили подруги нас кудрявые, Мы перед вылетом еще Их поцелуем горячо И трижды плюнем через левое плечо…

Не раз автор этих строк сам пел эту песню в компании родного брата и его сослуживцев по дальней авиации, умевших уважать традиции и веселиться так, что чертям становилось тошно. Такое не забывается!

«ДО СВИДАНЬЯ, ГОРОДА И ХАТЫ!»

Однако далеко не все песни, написанные в начальный, самый тяжелый период войны, носили «упадочнический» характер. Песенный дуэт в лицах композитора Матвея Блантера и поэта Михаила Исаковского откликнулась задорной, по-настоящему боевой походной песней:

До свиданья, города и хаты, Нас дорога дальняя зовет, Молодые, смелые ребята, На заре уходим мы в поход. На заре, девчата, выходите Комсомольский провожать отряд Вы без нас, девчата, не грустите — Мы с победою придем назад! Грозной силой на земле и в море Встретим мы непрошенных гостей. И фашистской кровожадной своре Не собрать вовек своих костей. Мы развеем вражеские тучи, Разметем преграды на пути И врагу от смерти неминучей, От своей могилы — не уйти! Наступил великий час расплаты Нам вручил оружие народ — До свиданья, города и хаты, На заре уходим мы в поход!

Боевое содружество принесло нам множество замечательных песен — до войны, во время и после нее. Достаточно вспомнить «Катюшу», которая с 1938 года звучит по всему миру, или изумительный вальс «В лесу прифронтовом»: «С берез неслышен, невесом, слетает желтый лист...» Но мало кто знает, что у сверхпопулярного советского поэта-песенника, многократного лауреата и орденоносца, жизнь была очень нелегкой. Кроме проблем физических — сильнейшая близорукость и проблемы с сетчаткой глаз — ему доставалось со всех сторон. Вот что вскоре после войны он писал своей дочери: «Я дошел до такого состояния, что работать уже не могу, работаю очень мало. Всю зиму тяжело больна Лидия Ивановна (жена поэта. — В.С.). Пришел из армии мой старший брат Нил, которому некуда деваться (дом его разрушен немцами, жена убита). А мне его тоже девать некуда. В то же время и махнуть на него рукой нельзя. Надо что-то предпринимать. Таких и им подобных вещей очень много, чересчур уж много. Я пишу тебе об этом потому, что, как говорится, очень уж наболело и хочется высказаться. Но ты ни в коем случае не принимай это на свой счет. Ты — это совсем особое дело, ты моя дочка...»

«ВРАГИ СОЖГЛИ РОДНУЮ ХАТУ»

Нетрудно догадаться, что страдания поэта породили гениальное стихотворение, положенное на музыку все тем же Блантером:

Враги сожгли родную хату, Сгубили всю его семью. Куда ж теперь идти солдату, Кому нести печаль свою? Пошел солдат в глубоком горе На перекресток двух дорог, Нашел солдат в широком поле Травой заросший бугорок. Стоит солдат — и словно комья Застряли в горле у него. Сказал солдат: «Встречай, Прасковья, Героя — мужа своего. Готовь для гостя угощенье, Накрой в избе широкий стол, — Свой день, свой праздник возвращенья К тебе я праздновать пришел...» Никто солдату не ответил, Никто его не повстречал, И только теплый летний ветер Траву могильную качал. Вздохнул солдат, ремень поправил. Раскрыл мешок походный свой, Бутылку горькую поставил На серый камень гробовой: «Не осуждай меня, Прасковья, Что я пришел к тебе такой: Хотел я выпить за здоровье, А должен пить за упокой. Сойдутся вновь друзья, подружки, Но не сойтись вовеки нам...» И пил солдат из медной кружки Вино с печалью пополам. Он пил, — солдат, слуга народа, — И с болью в сердце говорил: «Я шел к тебе четыре года, Я три державы покорил...» Хмелел солдат, слеза катилась, Слеза несбывшихся надежд, И на груди его светилась Медаль за город Будапешт.

После победы в великой войне все должны радоваться! И эта установка принесла много горя победителям: припомним зачистку улиц больших городов от безногих и безруких инвалидов, свезенных — в лучшем случае! — на Валаам, а в худшем — в убогие дома престарелых. Впрочем, победная эйфория прошла довольно быстро. Конец сороковых прошлого века ознаменовался новыми репрессиями: ленинградское дело, дело врачей, борьба с космополитизмом — опять в лагеря потянулись составы с арестантами. В 1948 году Исаковский и Блантер написали знаменитую патриотическую песню «Летят перелетные птицы», но и она попала под каток бессмысленной политической цензуры.

Рассказывая о песнях войны, нельзя не вспомнить Леонида Осиповича Утесова. Его веселая «Песенка фронтового шофера»: «Через горы, реки и долины, Сквозь пургу, огонь и черный дым, Мы вели машины, объезжая мины...»; грустная «Днем и ночью»: «Занесло судьбою в третий батальон Старенький коломенский разбитый патефон...» и многие другие песни в его исполнении навсегда останутся в памяти народа. А неподражаемая Клавдия Ивановна Шульженко? А Лидия Андреевна Русланова? А еще — десятки имен исполнителей военных, по настоящему фронтовых песен? Увы, газетные полосы тесноваты для рассказа о них.

Дата публикации: 5 мая 2010