Александр Христофорович Бенкендорф

В 40-х годах позапрошлого, XIX века император российский Николай I не без гордости заявлял, что он – последний из европейских монархов, кто может позволить себе свободно разгуливать по улицам своей столицы без охраны. Это было время, когда по Западной Европе прокатывались волны революций, когда колебались устои старых королевских домов. И только русский царь  осознавал свою монаршую силу. Ему случалось отправляться чуть ли не в одиночку к разгоряченной толпе и усмирять ее пыл одним своим появлением.

«ИНСТРУКЦИЯ» ДЛЯ ГЛАВЫ ТАЙНОЙ ПОЛИЦИИ

Нельзя сказать, чтобы Николай совсем уж не придавал значения личной охране.

Он никогда не забывал о трагической участи своего отца, Павла I, как и о предшествовавших дворцовых заговорах и переворотах, активное участие в которых принимали гвардейские офицеры.

Памятен был Николаю и декабрь 1825 года. Впервые в российской истории дерзкие заговорщики ставили целью не традиционную замену «плохого» правителя на «хорошего», а свержение института монархии в целом, установление в России республиканского строя. Еще не коронованному на тот момент Николаю удалось собрать верные войска и разгромить восставших.

Уже тогда молодому царю стала очевидной необходимость создания новых, более эффективных органов государственной безопасности, которые могли бы упредить созревание нового заговора, пресекать все случаи беспорядков и волнений в империи.

В июне 1826 года был учрежден Отдельный корпус жандармов – элитное подразделение, куда даже нижние чины отбирались по самым строгим меркам. Еще через неделю образовано Третье отделение Собственной его императорского величества канцелярии, которое фактически подчинялось – через своего главного начальника – только монарху.

Руководителем обеих спецслужб был назначен граф Александр Христофорович Бенкендорф, герой войны 1812 года, сановник, всецело преданный Николаю. Согласно исторической легенде, когда Бенкендорф, получая назначение, попросил у Николая инструкций, то царь протянул ему свой платок со словами: «Вот тебе инструкция. Чем больше слез утрешь этим платком, тем лучше».

Как бы там ни было, но уже в скором времени секретная агентура Третьего отделения и подразделения корпуса жандармов на местах охватила всю империю сетью регулярного политического сыска.

Либералы вздыхали: «Нельзя чихнуть в доме, сделать жест, сказать слово, чтобы об этом тотчас не узнал государь». Это, видимо, все же преувеличение, но и оно косвенно свидетельствует о тех переменах, которые произошли в империи в сфере укрепления государственной безопасности.

Кроме того, монарха охранял Собственный его императорского величества конвой, заведенный еще при Александре I.

Примерно со второй половины 30-х годов из состава конвоя стали отбирать «личников» – царских телохранителей. Словом, у Николая I были все основания считать, что он и его августейшая семья находятся под надежной, «непробиваемой» защитой.

ТРЕВОЖНЫЕ ПЕРЕМЕНЫ

18 февраля 1855 года, в разгар неудачно складывавшей для России Крымской войны, Николай I неожиданно для всех скончался. На престол взошел Александр II. Первые годы его правления протекали в относительно спокойной обстановке. Следуя отцовским привычкам, Александр Николаевич по утрам совершал моцион вокруг Зимнего дворца, нередко прогуливался по набережным, по аллеям Летнего сада. Находясь в Царском Селе, он гулял со своими детьми по парку, не отгораживаясь при этом от подданных.

Когда в 1860 году генерал-адъютант Игнатьев направил записку на высочайшее имя, предлагая по-новому выстроить систему личной охраны царя, то Александр II отверг ее, считая, что традиционных мер вполне достаточно.

Между тем ситуация в России менялась кардинальным образом. На смену дворцовым переворотам и гвардейским заговорам шел политический террор, питательной средой для которого являлось недовольство общества половинчатостью реформ 1861 года. Той же осенью в Петербурге прошли студенческие волнения, появились прокламации с призывами к истреблению императорской фамилии.

Волей-неволей пришлось вернуться к идеям, изложенным в записке Игнатьева. Уже в конце года комиссия, в которую вошли ответственные руководители всех царских спецслужб, выработала документ, согласно которому при Зимнем дворце комплектовалась особая команда «городских стражей» (позднее «дворцовая стража»).

Надо сказать, что сам Александр II с большой неохотой воспринимал уплотнение охраны вокруг себя. Тем не менее документ он утвердил. Личный состав дворцовой стражи дислоцировался при той из императорских резиденций, где в данный момент находился царь. С переездом двора в Царское Село дворцовая стража переводилась туда. Наряду с обычными караулами, дворцовые стражники охраняли все восемь подъездов Зимнего дворца, их наряды появлялись в Летнем и Александровском садах во время прогулок императора. В августе 1862 года команда дворцовой стражи впервые сопровождала царя в дальней поездке – в Великий Новгород на торжества, связанные с открытием памятника 1000-летию России. Позднее команды дворцовой стражи начали формировать в каждой из императорских резиденций.

4 апреля 1866 года в Александра II стрелял бывший студент Дмитрий Каракозов. Потрясение императора было вызвано не столько даже самим фактом покушения, как словами террориста, схваченного полицией, что он стрелял в ответ на обман властями крестьян и общества реформой 1861 года.

Следственной комиссии надлежало не только выявить все детали преступления, но и предложить меры по улучшению царской охраны. Комиссию возглавил Михаил Николаевич Муравьев, который незамедлительно привлек к работе в качестве секретаря своего бывшего сотрудника, армейского полковника Петра Александровича Черевина.

Забегая вперед, отметим, что работа в Следственной комиссии стала для Черевина важной точкой отсчета в его карьере. Именно этот боевой офицер, в ту пору мало кому известный в придворных кругах, стал позднее одним из основателей особой спецслужбы, преемницей которой в наши дни является ФСО – Федеральная службы охраны РФ.

КАРЬЕРА ХРАБРЕЦА

Петр Александрович Черевин принадлежал к старинному дворянскому роду. После окончания в 1855 году Школы гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров в Петербурге он был направлен корнетом в лейб-гвардии Кавалергардский полк, почти сразу же попав с тем на Крымскую войну. В 1860-м, в чине капитана, оказался на Кавказе, где шла война с горцами. В скором времени Черевин заслужил среди офицеров репутацию отчаянного храбреца. Здесь же получил свой первый орден, а затем и майорский чин.

Однако пора было задуматься о будущем. Для молодого офицера, не имевшего прочных связей в столице, наиболее реальной виделась перспектива осесть в каком-нибудь местном гарнизоне и пустить корни на Кавказе. Но такой вариант Черевина не устраивал.

После долгих раздумий он решил подать в отставку и заняться сельским хозяйством. Выхлопотал полугодовой отпуск и отправился в июне 1863 года в свое родовое гнездо под Галичем, чтобы среди родных полей прийти к окончательному решению. Здесь он получил письмо от Муравьева, который с конца ноября 1862 года вступил в должность генерал-губернатора Виленского края, где русские войска вели боевые действия против польских партизан. Муравьев нуждался в инициативных, толковых помощниках и звал Черевина к себе. Тот собрался в дорогу и уже в начале сентября оказался в Вильне.

После командировки Черевина в глубинку, откуда он привез важнейшую информацию, Муравьев назначил его своим заместителем по гражданской части. Прежде эту должность занимал генерал-майор.

В ходе подавления восстания на северо-западе края Черевин подтвердил свою репутацию храброго, инициативного и умного офицера. Проявились в нем и дипломатические способности, недаром поляки считали его «своим заступником перед проконсулом».

Муравьев полностью доверял Черевину, который фактически стал его правой рукой, невзирая на скромный чин. Между тем враги Муравьева при дворе не дремали, и вследствие их интриг Александр II отправил генерал-губернатора в июле 1864 года в отставку.

Черевин не видел для себя смысла оставаться после этого в Вильне. Он перевелся в Военное министерство, и его будущее снова оказалось под вопросом. Но тут прозвучал выстрел Каракозова.

Муравьеву поручили возглавить Следственную комиссию, и он тут же вспомнил про Черевина.

Энергичный Черевин лично проводил аресты и допросы, вникал во все подробности и вскоре стал столь заметной фигурой в комиссии, что даже смерть его покровителя Муравьева, последовавшая 31 августа 1866 года, уже не могла поколебать его положения.

В 1867 году он получил звание флигель-адъютанта Свиты его императорского величества, а в мае 1869-го вступил в командование Собственным его императорского величества конвоем. В этой должности он прослужил более десяти лет – по 13 августа 1879 года, с перерывом на русско-турецкую кампанию 1877–78 годов, но с сохранением за ним должности.

На Балканах он командовал Кавказской казачьей бригадой, которая входила в состав отряда генерала Гурко. За проявленную доблесть был удостоен золотого оружия с бриллиантами, а также произведен в чин генерал-майора.

На войне Черевин сблизился с цесаревичем, будущим императором Александром III, который командовал Восточным отрядом русской армии. Именно этот отряд одержал 30 ноября 1877 года важную победу у селения Мечки, во многом предопределившую исход всей кампании. Сражение у Мечки стало последней попыткой турецкой армии нанести поражение русским войскам в Болгарии. Цесаревич проникся глубокой симпатией к отважному командиру и в последующем относился к тому как к своему боевому товарищу.

ЧЕРЕДА ПОКУШЕНИЙ

С 1876 года в народническом движении начался новый этап, выразившийся в создании организации профессиональных революционеров. Ее экстремистская часть, разочарованная неутешительными итогами «хождения в народ», сделала ставку на индивидуальный террор.

Начало процессу положила Вера Засулич, стрелявшая в петербургского градоначальника Трепова и оправданная судом присяжных. Затем последовали террористические акты в Киеве.

Проанализировав возникшую ситуацию, жандармский генерал Новицкий сообщил главному начальнику Третьего отделения Мезенцову, являвшемуся также шефом Отдельного корпуса жандармов, что, по его, Новицкого, убеждению, следует ожидать скорого покушения на высшее руководство охранительных ведомств.

Мезенцов снисходительно ответил на это: «Власть шефа жандармов еще так велика, что особа шефа недосягаема, обаяние к жандармской власти так еще сильно, что эти намерения стоит отнести к области фантазий и бабьих сплетен, а не к действительности».

Эта самоуверенность стоила ему жизни. Мезенцов был убит 4 августа 1878 года на Михайловской площади в Петербурге народником Кравчинским.

Смертный приговор стал ответом революционеров на казнь в Одессе их товарища Ковальского, расстрелянного по приговору военно-полевого суда. Виновником гибели одесского народника революционеры посчитали Мезенцова.

Показательна та быстрота, с которой народники совершили акт мести. Убийство главного жандарма произошло всего через два дня после казни Ковальского.

Расправа с Мезенцовым вызвала панику в высшем свете Петербурга. По столице поползли упорные слухи о том, что социалисты готовят «варфоломеевскую ночь» видным представителям власти.

Вместе с тем для всех стала очевидной полная беспомощность Третьего отделения, агенты которого не смогли не только предотвратить убийство своего руководителя, но даже схватить убийцу. Кравчинский не просто перехитрил своих преследователей, но еще сумел благополучно пересечь границу и добраться до Лондона, где позднее издал под псевдонимом Степняк книгу, в которой рассказал о подготовке покушения на главного царского охранителя.

Кстати говоря, в начале 1879 года «Народной воле» удалось внедрить в Третье отделение своего агента Николая Клеточникова.

Обладая феноменальной памятью и каллиграфическим почерком, Клеточников, помимо исполнения своих служебных обязанностей, с готовностью брался переписывать секретные бумаги за своих обленившихся сослуживцев, а полученную информацию передавал на протяжении полутора лет подпольщикам. Благодаря своему агенту, «Народная воля» стала в этот период неуловимой для политического сыска.

Позднее Клеточников так характеризовал своих «коллег», трудившихся в охранительном ведомстве в последний период его деятельности: «Итак, я очутился в III Отделении, среди шпионов. Вы не можете себе представить, что это за люди! Они готовы за деньги отца родного продать, выдумать на человека какую угодно небылицу, лишь бы написать донос и получить награду. Меня просто поразило громадное число ложных доносов. Я возьму громадный процент, если скажу, что из ста доносов один оказывается верным».

Могла ли такая спецслужба бороться с противником хотя бы на равных? Стороннику жестких мер генералу Александру Дрентельну, возглавившему ведомства государственной безопасности после гибели «сонного тигра» Мезенцова, тоже не удалось переломить ситуацию.

Волна терроризма нарастала. 13 марта 1879 года ее жертвой едва не стал сам Дрентельн. Не успел улечься шум от дерзкой попытки очередного покушения, как 2 апреля член тайной организации Соловьев трижды стрелял из револьвера в императора на Дворцовой площади, и только неисправность прицела оружия террориста спасла жизнь монарху.

Между тем подпольная организация «Народная воля» за короткий срок превратилась в мощную тайную структуру, объединившую сотни кружков по всей стране. 26 августа того же 1879 года исполнительный комитет «Народной воли» вынес Александру II смертный приговор и незамедлительно приступил к подготовке его исполнения. Уже в октябре народовольцы предприняли попытку взорвать императорский поезд, причем мины были заложены в трех разных местах на маршруте движения состава, в том числе под Москвой.

И если все три попытки закончились безрезультатно, то благодарить за спасение Александр Николаевич Романов должен был не Третье отделение, а перст судьбы. Агенты охранки до последней минуты даже не подозревали о готовящихся террористических актах. Народовольцы снова начисто переиграли своих противников. Удивительно, но никаких оргвыводов не последовало и на этот раз.

ВЗРЫВ В ЗИМНЕМ ДВОРЦЕ

В том же октябре в Зимнем дворце появился молодой столяр, оказавшийся искусным краснодеревщиком. Звали его Степан Батышков. Но документы были поддельными: за ними скрывался народоволец Степан Халтурин, имевший задание от исполнительного комитета «Народной воли» подготовить покушение на царя в самом его «логове».

Александр II с семьей в то время отдыхал в Ливадии. Периоды длительных отлучек монарха обычно использовались дворцовой администрацией для производства всякого рода ремонтных и отделочных работ в помещениях Зимнего. Халтурину отвели комнатку в полуподвальном этаже, и он приступил к работе, которую ему поручали то в одном, то в другом крыле огромного здания. Таким образом, у него появилась возможность изучить расположение внутренних помещений дворца.

Вскоре Халтурин выяснил, что непосредственно над его каморкой расположена кордегардия дворцового караула, а над той – царская столовая. Александр II, как правило, придерживался четкого распорядка дня. В частности, обедал всегда в одно и то же время.

На основе этих сведений и сложился план покушения. Халтурин предполагал постепенно натаскать в свою каморку достаточное количество динамита, который изготовляли для него в подпольной лаборатории, после чего в нужный момент привести адскую машину в действие.

«Главный динамитчик» исполнительного комитета Николай Кибальчич произвел расчеты, согласно которым для гарантированного уничтожения императорской семьи требовалось заложить не менее восьми пудов динамита.

Поначалу эта задача казалась вполне выполнимой. Осмотревшись на новом месте, Халтурин с немалым удивлением убедился в том, что в главной царской резиденции отсутствует даже подобие порядка. Караульные не проверяли паспорта у прислуги, полагаясь на свою зрительную память, не обыскивали рабочих. Прислуга имела обыкновение приводить с собой через черный ход своих родных и просто знакомых, устраивая на кухне семейные праздники, для которых продукты и вина беззастенчиво заимствовались из царских кладовых. Среди лакеев и рабочих-ремонтников процветало повальное воровство. Халтурину, дабы не выглядеть в глазах прислуги белой вороной и не навлечь на себя подозрение, тоже пришлось поневоле воровать продукты и выносить из дворца фарфоровые блюдца, чашки и прочую мелочь, при этом его ни разу не обыскивали.

Однако вскоре ситуация изменилась. С возвращением императорской семьи в Зимний дворец пропускной режим был ужесточен. А после того, как агенты Третьего отделения арестовали члена исполнительного комитета «Народной воли» Квятковского, находившегося на связи с Халтуриным, судьба предстоявшей операции и вовсе повисла на волоске.

У Квятковского нашли план Зимнего дворца, где царская столовая была помечена крестиком.

Казалось, Третье отделение наконец-то получило шанс реабилитировать себя за все предшествующие неудачи. Но жандармы так и не смогли расшифровать скрытый смысл крестика на плане.

Правда, среди дворцовых служащих были проведены ночные обыски, усилен жандармский надзор. Но все эти строгости носили столь поверхностный характер, что Халтурин, подвергаясь, разумеется, немалому риску, продолжал пополнять запас динамита.

Однако нервы его находились на пределе, и, когда взрывчатки скопилось порядка двух с половиной пудов, было решено произвести взрыв. В роли адской машины выступал сундук Халтурина, где взрывчатка хранилась под слоем одежды. В качестве запала использовались трубки, начиненные особым составом, горение которого было рассчитано на несколько минут.

5 февраля 1880 года, в седьмом часу вечера, Халтурин поджег фитиль и благополучно покинул дворец. Взрыв, который был слышен на площади, прогремел в 18.22. Взрывная волна проломила перекрытия между полуподвалом и первым этажом. Люди, находившиеся в караульном помещении, оказались буквально перемешаны с обломками. В царской столовой были приподняты полы и выбиты стекла. На уже накрытый стол упала большая люстра. Повсюду валялись куски штукатурки. Потух газ, и стало темно.

Взрыв застал императора в Малом Фельдмаршальском зале, расположенном сравнительно далеко от столовой. В тот день Александр II принимал гостя, принца Александра Гессенского, поезд которого опоздал на полчаса. Эти-то полчаса и уберегли государя от серьезнейшего испытания.

Взрыв унес жизни 11 солдат лейб-гвардии Финляндского полка – героев Русско-турецкой войны. Еще 56 человек получили ранения. Столица пребывала уже не в панике, а в каком-то жутком оцепенении. Террористы покусились на жизнь русского царя в самом его жилище! Куда же смотрели жандармы, где было вездесущее Третье отделение?

В тот же день Александр II издал указ об учреждении Верховной распорядительной комиссии «для положения предела беспрерывно повторяющимся в последнее время покушениям дерзких злоумышленников». Председателем комиссии император назначил графа Михаила Тариеловича Лорис-Меликова, получившего право принимать любые решения, безусловно обязательные для выполнения всеми «генерал-губернаторами, губернаторами и градоначальствами», всеми чиновниками Российской империи, не исключая военного ведомства. Ему также было переподчинено злосчастное Третье отделение, прежний руководитель которого Дрентельн подал в отставку. Распоряжения главного начальника новой комиссии мог отменить только сам император. Фактически при живом царе, по его же инициативе, в империи появился своего рода «вице-император» с неограниченными, по сути, диктаторскими полномочиями – случай небывалый в русской истории.

Но такова была плата за попытку проложить новый курс в борьбе с непримиримым революционным подпольем и привлечением к сотрудничеству с властями умеренной оппозиции. В этой перестройке нашлось место и для Черевина, сменившего несколько ранее военный мундир на жандармский. В качестве члена Верховной распорядительной комиссии он стал исполняющим обязанности начальника всеми проклинаемого Третьего отделения, к которому и сам относился с изрядной долей скептицизма, находя в том полное понимание у цесаревича.

Дата публикации: 14 июня 2013