Утверждают, что многие черты характера Штирлица взяты Юлианом Семеновым от Черняка

В жаркий июньский день 1930 года за столиком тихого берлинского кафе расположились двое мужчин, которым, похоже, предстоял серьезный разговор. Повести его должен был тот, что постарше, крепыш зрелого возраста с внимательными серыми глазами, представившийся как Матиас, член Коммунистического интернационала. В действительности он являлся сотрудником военной разведки Генштаба Рабоче-крестьянской Красной армии. Его визави, свежеиспеченный выпускник Берлинского политехнического колледжа, 21-летний Ян Черняк, даже не догадывался, что сейчас будет происходить то, что на шпионском лексиконе именуется «вербовкой». Матиас, собираясь с мыслями, припоминал все, что ему было известно от его источников об этом черноволосом молодом человеке…

ВСТРЕЧА В БЕРЛИНСКОМ КАФЕ

Ян Черняк родился на Буковине, которая тогда входила в состав Австро-Венгрии. Его отцом был чешский еврей, матерью — венгерка. Оба родителя пропали без вести в годы Первой мировой войны, и мальчик воспитывался в сиротском приюте на территории Румынии. Несмотря на тяжелые времена, он сумел получить полное среднее образование, но для поступления в университет, как ему намекнули, «не вышел профилем». В погоне за знаниями Ян выехал в Прагу, где с отличием окончил Высшее технологическое училище и какое-то время трудился электриком. Разразившийся вскоре экономический кризис оставил его без работы, и тогда целеустремленный молодой человек направился в Берлин, чтобы продолжить образование.

Политическая жизнь в столице Веймарской республики в ту пору бурлила и фонтанировала. Склонный к левым идеям, весьма популярным тогда в Западной Европе, Ян вступил сначала в Социалистическую, затем в Коммунистическую партию Германии, проявив себя как убежденный антифашист.

После завершения учебы ему предстояло возвращаться в Румынию. Не желая оставаться вне политической борьбы, он обратился к влиятельному немецкому товарищу с просьбой связать его с румынскими коммунистами. Эдгар, так звали немецкого товарища, предложил другой вариант: познакомить с человеком из новой России.

Ян охотно согласился на встречу с представителем страны, которая, по его мнению, могла дать твердый отпор поднимавшему голову фашизму.

Матиас спросил: «Правда, что вы знаете не то шесть, не то семь языков?»

«Но не все в равной степени, — скромно улыбнулся Ян. — Однако по-немецки и по-английски говорю свободно».

«А еще рассказывают, что, прочитав страницу текста, вы запоминаете его до последней запятой».

«Десять страниц», — уточнил Ян.

Советская военная разведка остро нуждалась в образованных, убежденных в правоте своего дела кадрах, владевших языками, как и манерами, которые не выделяли бы их носителей из среды западноевропейских обывателей. Разведупр нес необязательные потери, терпел досадные провалы исключительно по причине низкой квалификации значительной части своих нелегалов. Эту тенденцию предстояло переломить, причем срочно. Вот почему Центр был кровно заинтересован в притоке свежих сил, обладавших необходимыми для разведчика качествами.

Наконец, Матиас перешел к сути дела. Яна не пришлось долго уговаривать, он фактически сам созрел для того, чтобы работать секретным агентом Москвы.

МОЛОДОЙ РЕЗИДЕНТ

По возвращении домой Черняка призвали в румынскую армию. Добившись направления в школу сержантов, Ян после ее окончания занял место писаря в артиллерийском полку, получив доступ к секретным документам, сведения о которых он передавал своему куратору через девушку-связника.

Но вскоре румынская контрразведка выследила и арестовала ее. Мужественная подпольщица не выдала Яна, однако канал связи был прерван. Через год, после демобилизации, Ян снова уехал в Берлин, где восстановил прерванные контакты с советской военной разведкой и где вскоре получил свое первое самостоятельное задание, а также кодовое имя «Джен».

Ему поручили создать агентурную сеть по добыванию секретной информации военно-промышленного характера.

В ту пору возможности советской военной разведки, как кадровые, так и финансовые, были весьма ограничены, и многие наши резиденты вынужденно вербовали агентов из числа членов местных компартий и политэмигрантов, которые, как правило, готовы были работать бескорыстно. Но тут таилась опасность, ибо в среде левых сил активно действовала местная контрразведка, внедряя в ряды борцов за светлое будущее своих агентов и осведомителей.

Не удивительно, что громкие провалы наших разведывательных ячеек следовали один за другим.

Москва неоднократно строго-настрого запрещала нашим резидентам вербовать местных коммунистов.

Но резиденты, стесненные в средствах, продолжали действовать в прежнем ключе, ибо найти других агентов, кроме как среди зарубежных единомышленников, было попросту нереально. И уж тут многое зависело от личности самого резидента, его интуиции, умения разбираться в людях, способности обучать своих помощников правилам «тайной войны».

Вот и Черняк, невзирая на запреты, прибег к тем же методам, делая, однако, упор на строгом соблюдении дисциплины. Позднее он так вспоминал об этом: «Я не нарушал правил конспирации. Всегда помнил, чем может закончиться для меня встреча с контрразведкой. А поэтому никогда не посещал публичные дома, спортивные мероприятия, где часто проводились облавы и проверки документов, не нарушал местных законов, чтобы не привлекать к себе никакого внимания. Этому же учил своих помощников». Затем добавлял: «Разведчику, кроме всего прочего, нужно еще и обыкновенное везение».

Уже первые месяцы его работы показали, что «Джен» — прирожденный резидент, способный создать сплоченную команду, что называется, на пустом месте.

От его группы в Центр потекла информация о разработках для вермахта новейших образцов вооружений и боеприпасов, о темпах внедрения этих новинок в производство, о союзнических связях нацистов по линии военных поставок.

А все же Москва предупреждала не зря… В начале 1935 года в Бельгии был арестован один из активистов компартии. Этот человек не входил в сеть Черняка, но знал о его прежней партийной работе. Дело могло закончиться арестом, и куратор «Джена» рекомендовал ему срочно выехать в Прагу. Но так уж получилось, что Черняк оказался в Москве, где его направили для подготовки в шпионскую школу Разведупра.

ВЗЯТКА ДЛЯ КОНСУЛА

После завершения курса Черняка принял начальник военной разведки Ян Берзин, который поставил перед ним непростую задачу. «Джен» должен был организовать эффективную агентурную сеть в Германии, с резидентурой, расположенной на территории другой страны. Вскоре после этой беседы Ян выехал в Швейцарию кружным путем, через Берлин, Вену и Париж.

При себе он имел два совершенно идентичных иностранных паспорта, отличавшихся лишь тем, что в одном из них наличествовала советская виза. В Вене Ян избавился от этого паспорта и далее путешествовал уже по второму, «чистому».

Но тут же возникла проблема. Французский консул отказал ему в получении визы, предложив отправиться за ней в Берлин, откуда, собственно, Ян и прибыл. В тот период отношения между Францией и Германией балансировали на грани войны. Французы опасались наплыва немецких шпионов, и на этом фоне своекорыстные чиновники-дипломаты собирали свою «жатву».

Вот и Черняку пришлось раскошелиться на взятку. Визу он получил, но едва наскреб денег на билет в вагон третьего класса.

«Скупость Центра в финансовых вопросах создает излишние трудности в нашей работе», — написал он в отчете. В Цюрихе Ян встретился с сотрудником Разведупра, который передал ему деньги и конкретные адреса для связи.

ГРУППА «КРОНА»

В течение нескольких последующих лет «Джен» создал в фашистской Германии, периодически посещая эту страну, разведывательную группу «Крона», которая действовала параллельно с резидентурой Леопольда Треппера «Красная капелла» и группой Шандора Радо «Красная тройка», но независимо от них.

Накануне нападения Гитлера на СССР «Крона» насчитывала порядка 20 агентов, каждый из которых был завербован лично Черняком. В основном это были этнические немцы, занимавшие важные посты, но при этом скрывавшие от окружающих свои антифашистские убеждения. Черняк умел входить в доверие к подобным личностям и постепенно вовлекать их в борьбу с фашистским режимом.

Среди агентов «Кроны» были такие значимые фигуры, как секретарь министра, высокопоставленный штабной офицер, крупный банкир, глава исследовательского отдела авиационной фирмы, ученый, имевший отношение к созданию бактериологического оружия…

«Джен» руководил «Кроной» сначала из Цюриха, затем из Парижа. Летом 40-го года, когда скорое падение Франции стало уже очевидным, он перебрался в Лондон.

Разведчики нередко признаются, что добыть секретные материалы не так сложно, как передать их по назначению. «Крона» имела свой радиопередатчик, но ведь через эфир не переправишь копии чертежей, технические описания, испещренные формулами, как и готовые образцы изделий, притом что их количество исчислялось сотнями и тысячами.

Пока позволяла обстановка, Черняк отправлял «добычу» через различные советские представительства, по курьерской почте. В частности, небольшие по размеру образцы вывозились, будучи ловко замаскированными, в тортах, потрошить которые таможенники, как правило, не решались.

Ситуация резко изменилась с началом войны, когда европейские страны ужесточили контроль на границах, а то и вовсе закрыли их, как Швейцария. В результате ряд советских резидентур утратили каналы связи с Центром. На какое-то время Черняк тоже остался без связи, хотя его группа продолжала активно работать, накапливая материалы.

Наконец, контакты были восстановлены, вновь заработала курьерская почта, приспособленная к новым условиям. И сразу же в Москву хлынул огромный поток информации от «Кроны». Это были секретные материалы, освещавшие широкий спектр вопросов по противовоздушной и противолодочной обороне Германии, по новейшим технологиям и разработкам, внедряемым в авиационной промышленности, постройке кораблей, субмарин и бронетанковой техники, в сфере радиолокации и связи, создании ракетного, химического и бактериологического оружия.

Центр регулярно получал данные о состоянии оборонных отраслей промышленности рейха и оккупированных стран, о запасах стратегического сырья, чертежи и описания новых самолетов, а также танков.

Агенты Черняка добыли важные сведения о присадках к стальным сплавам, из которых на германских предприятиях изготавливались орудийные стволы. Эти данные были без промедления изучены в советских лабораториях, после чего внедрены в производство. В результате наша артиллерия стала получать орудия, «живучесть» которых многократно возросла.

Резидентуры «Красная капелла» и «Красная тройка», тоже передавшие в Москву немало ценной информации, в основном политического и военного характера, были все же вычислены германской контрразведкой и разгромлены.

Группа «Крона» действовала вплоть до Великой Победы. По некоторым сведениям, у Черняка имелись агенты не только в вермахте, но и в главных спецслужбах рейха — в гестапо и абвере. Как утверждают, его осведомителями являлись звезды немецкого экрана — актрисы Ольга Чехова и Марика Рекк, вхожие в высшие круги политической элиты рейха.

Историки разведки считают, что Черняк одним из первых сообщил в Москву о готовящемся вторжении в СССР. 12 июня 1941 года он передал в Центр копию секретного приказа главнокомандующего сухопутных войск Германии, где указывались конкретные сроки нападения. Но в Кремле эту информацию положили под сукно, как и те предупреждения, что поступали от Зорге и других разведчиков.

Зато к переданному Черняком оперативному плану германского наступления под Курском в ставке отнеслись со всей серьезностью. Результат известен: битва на Курской дуге обозначила переход стратегической инициативы в войне к СССР. В этом есть немалая заслуга резидентуры Черняка.

«ТРУБНЫЙ СПЛАВ»

В начале трудного для СССР 1942 года Ян Черняк получил весьма неожиданное задание. Ему надлежало завербовать английского физика, доктора Аллана Мэя, ведущего специалиста-ядерщика, участника британского проекта «Трубный сплав», ставящего целью создание атомного оружия. Почему внимание советской военной разведки привлекла фигура именно этого 31-летнего ученого?

Дело в том, что Мэй был известен как сторонник левых убеждений, соратник английских коммунистов. Перед войной Мэй в составе делегации британских ученых посетил СССР, встречался с ведущими советскими физиками, а с одним из них у него даже завязались дружеские отношения, вылившиеся в оживленную переписку. С началом мировой войны эта переписка оборвалась.

И вот теперь этот советский ученый написал (надо полагать, по настоянию военной разведки) письмо своему английскому коллеге и другу, которое по тайным каналам было доставлено в Лондон Черняку как предлог для налаживания контакта с Мэем. Надо заметить, что левые взгляды Мэя еще не гарантировали его успешной вербовки. Мэй, как и многие его коллеги, отличался независимым характером и терпеть не мог, когда на него оказывали давление.

Черняк, сам имевший хорошее техническое образование, основательно подготовился к нелегкому разговору. Он напомнил доктору Мэю про обещание сэра Черчилля оказывать всестороннюю поддержку Советскому Союзу, в том числе по научно-технической линии. Сообщил, что в Германии ускоренными темпами ведутся ядерные исследования. Если у Гитлера появится атомная бомба, то события примут непредсказуемый оборот. Но если ядерное оружие первыми создадут Великобритания и Россия, независимо друг от друга, то Гитлер будет поставлен на колени. Пускай сэр Черчилль не желает делиться ядерными секретами со своими русскими союзниками, но ведь это могут сделать прогрессивно мыслящие британские ученые, внеся тем самым серьезный вклад в общую победу над фашизмом.

Доктор Мэй не смог устоять под напором аргументов Яна Черняка. Уже в скором времени физик, получивший кодовое имя «Алек», начал передавать своему резиденту важнейшую информацию. В частности, он передал «Джену» сведения об экспериментах по атомной тематике в Кембридже, описание процесса получения плутония, чертежи «уранового котла» с подробными разъяснениями принципов его работы и множество других данных.

Встречи Черняка и Мэя продолжались до конца года, когда «Алек» вдруг сообщил о своем отъезде в Канаду, в Монреаль, куда его пригласили в числе группы видных английских физиков для продолжения ядерных исследований. Резидент тепло попрощался со своим агентом, снабдив его паролем и дав понять, что через какое-то время связь с ним будет налажена на новом месте. Их пути, Черняка и Мэя, более не пересекались. И все же британский физик сыграл значительную, в чем-то даже роковую роль в судьбе советского разведчика.

ЦЕНА ПРЕДАТЕЛЬСТВА

В феврале 1945 года Мэю, который вот уже третий год как проживал в Монреале, позвонил незнакомец, представившийся Ником: «Ваш европейский друг просил меня передать вам пачку сигарет «Голуаз».

Мэй не без труда припомнил, что именно так звучал пароль, о котором ему говорил «Джен». Но за эти два года слишком много воды утекло. Ученый уже и вспоминать перестал, как работал «русским шпионом». Значит, все начинается сначала?

С крайней неохотой он согласился на встречу с Ником. Под этим именем действовал старший лейтенант ГРУ Павел Ангелов («Бакстер»), сотрудник аппарата военного атташе полковника Николая Заботина — руководителя резидентуры советской военной разведки в Канаде, нацеленной на добывание атомных секретов. Молодой, но расторопный Ник все же убедил Мэя продолжить сотрудничество с «друзьями его лондонского друга».

«Крестник» Черняка в последующие полгода передал Ангелову массу ценнейших материалов.

В частности, сообщил о новом урановом заводе в Чок-Ривере, передал доклад о ходе работ в США по доводке первой атомной бомбы, описание установок для разделения изотопа урана.

Положение Мэя на службе было столь прочным, что в июне он сумел передать Нику образцы урана-235 и урана-238. Десятая часть миллиграмма окиси урана-235 была нанесена тончайшим слоем на платиновую фольгу. Уран-238 находился в небольшой стеклянной трубке и представлял собой миллиграмм окиси. Плодотворные контакты продолжались вплоть до августа, когда Мэй покинул американский берег и вернулся в Великобританию.

Беда случилась неожиданно. 5 сентября шифровальщик резидентуры в Оттаве лейтенант Гузенко бежал, обратившись к канадским властям с просьбой о политическом убежище. С собой он прихватил массу секретных документов, которые накапливал, пользуясь полным доверием со стороны резидента.

Канадцы передали перебежчика американским коллегам. В шифровках, которые выкрал предатель, не упоминались фамилии, а только кодовые имена. Тем не менее американской контрразведке не составляло труда вычислить ряд агентов, работавших на Москву. В частности, было установлено, что под псевдонимом «Алек» зашифрован британский физик Мэй, носитель огромной массы ядерных секретов.

За дело взялась английская контрразведка. За Мэем была установлена слежка. Хотя она не дала убедительных доказательств вины физика, но психологически тот надломился и на допросе в марте 1946 года дал признательные показания.

Арест Мэя стал сигналом для ГРУ. Были срочно отозваны все сотрудники ведомства, кто когда-либо контактировал с физиком. В их числе оказался и Ян Черняк.

НАГРАДА НАШЛА ГЕРОЯ

Еще до приезда Черняка в Москву руководство ГРУ представило его к званию Героя Советского Союза. Но награды разведчик не получил, как и обещанного офицерского звания. Сталину, и без того раздраженному провалом канадской резидентуры, якобы доложили, что Черняк в свое время положительно характеризовал деятельность полковника Заботина.

Так или иначе, наградные бумаги на Черняка попали в кабинет вождя в неподходящий момент.

Сложилась парадоксальная ситуация: многие питомцы «Джена» получили за свои заслуги советские ордена и медали, а сам он, их руководитель и наставник, столько сделавший для приближения Победы, остался вообще без знаков отличия.

В последующие годы Черняк жил тихой, размеренной жизнью: работал референтом в ГРУ, ходил играть в шахматы в сад «Эрмитаж», женился. После выхода на пенсию устроился переводчиком в ТАСС и в этом качестве неоднократно выезжал за рубеж.

Высказываются предположения, что эти командировки были «крышей» для выполнения особых заданий по линии военной разведки. Так ли это, станет известно еще не скоро.

В 70-х с Черняком познакомился писатель Юлиан Семенов, приступивший к созданию многотомной эпопеи о разведчике Максиме Исаеве. Утверждают, что многие черты характера Штирлица взяты литератором от Черняка.

Однако сам Черняк относился к знаменитому сюжету с немалой долей скептицизма. Он говорил:

«Офицеров СС, тем более такого ранга, было не так уж много, и специально учрежденная служба проверяла их с особой тщательностью. Проверке подлежало их расовое происхождение, генеалогическое древо начиная с 1750 года, в том числе происхождение всех его родственников, даже дальних… И все это было прекрасно известно руководству нашей внешней разведки, оно никогда бы не пошло на такую авантюру… А главное, в этом не было никакой необходимости. Советская агентура была внедрена и в такие сферы Германии, но состояла она из вполне чистокровных немцев».

В конце 1994 года о забытом герое «тайного фронта» вдруг вспомнили в Кремле. Президент Ельцин подписал указ о присвоении Яну Петровичу Черняку звания Героя России «за мужество и героизм, проявленные при выполнении специального задания». В этот момент тяжело больной разведчик находился в больнице. Начальник Генерального штаба и начальник ГРУ, явившиеся 9 февраля в больничную палату для вручения награды, застали его в состоянии комы.

По одной из версий, больной на короткое время пришел в себя и даже произнес какие-то ответные слова. Но многие считают, что он так и не узнал о том, что удостоился высокой награды, пускай на излете жизни.

Через десять дней разведчика не стало. Так и не выйдя из комы, Черняк скончался 19 февраля 1995 года, на 86-м году жизни. Некролог в газете «Красная Звезда» был опубликован без фотографии.

Дата публикации: 26 февраля 2013