Памятник царевичу Димитрию в Угличе

Субботнее утро 15 мая 1591 года выдалось в Угличе на удивление тихим: ни ветерка, ни дождя, ни шума на пристани. В двенадцатом часу дня наступил обычный обеденный час: горожане, помолившись, приступили к трапезе. И тут раздался громкий, призывный набат: звонил колокол Спасо-Преображенного собора. Со всех ног бросились угличане на площадь с криками «Пожар! Пожар!». В мгновение ока у собора собралась огромная толпа, но, оглядевшись, люди не заметили ни дыма, ни пламени. К удивлению горожан, дьяк Михаил Битяговский и его сын Данила бревном выбивали дверь колокольни. Удары в кованую дверь чередовались с призывными ударами колокола. – Не звони! Не звони! – кричал дьяк Битяговский. Церковный сторож Михайло Кузнецов случайно оказался на колокольне и своими глазами видел, как погиб царевич Димитрий. Он звонил в колокол и орал: – Убили! Убили! Царевича Димитрия зарезали!

УГЛИЧСКИЙ «ВИСЯК»

В ходе расследования смерти царевича Димитрия было допрошено около 150 человек. «Угличское дело» стало единственным следственным делом XVI века, дошедшим до наших дней, и первым отечественным «висяком». Современные криминалисты считают, что никакие новейшие методы «делу» не помогут. Ученые разводят руками: «неразрешимая загадка истории». «Дело» ведь не простое, а политическое, и, как покажет наш рассказ: хочешь жить спокойно – не спеши звонить во все колокола.

Царевич Димитрий был сыном Ивана Грозного от его седьмой или восьмой жены Марии Нагой. Точное количество браков царя не установлено, но в любом случае церковь признавала законными только три, ну, в крайнем случае четыре брака.

Иван Грозный умер, когда сыну Димитрию исполнилось два годика. На престол взошел старший царский сын Федор Иоаннович. Он был очень болезненным человеком и на помощь ему пришел шурин, муж сестры Ирины Борис Годунов.

Царевич Димитрий и его мамаша – то ли вдовствующая царица, то ли сожительница покойного царя – оказались не у дел. Марию с сыном отправили подальше от столицы в город Углич. О царевиче Димитрии велено было забыть: в храмах за него не молились как за наследника престола.

Наверное, Годунов опасался не зря. Царевич Димитрий уже в нежном возрасте характером походил на своего грозного отца. Рассказывали, что «однажды царевич повелел сделать из снега чурбанов и каждый из них назвать именем московского боярина, а потом взял саблю и начал рубить эти чурбаны, приговаривая, что если он станет царем, то именно так будет сделано с московским боярством». Если бы мальчик вырос копией Ивана Грозного, то смел бы со своего пути к трону всех претендентов. Царевичу Димитрию шел девятый год, когда случилась трагедия...

«И НАКОЛОЛСЯ ТЕМ НОЖИКОМ САМ»

Звон колокола на Спасском соборе подхватили во всех городских церквах. Толпа ринулась на царский двор. На земле лежал царевич, из раны на шее текла кровь. Мать-царица поленом избивала няньку.

– Кто душегубцы? Где они? – закричали в толпе.

Царица указала на избу дьяка Михаила Битяговского, который по воле Бориса Годунова осуществлял надзор за опальным семейством. Толпа разнесла сени, вышибла двери и окна, выволокла из избы Битяговского. Напрасно дьяк кричал, что царевич умертвил себя сам, «тут же Битяговского и побили до смерти, дом разграбили и питье из погребов в бочках выпили и бочки расколотили, девять лошадей из конюшни увели». Были убиты еще несколько человек как пособники преступления. Тела сбросили в ров, окружавший город. Проявив верноподданнические чувства, толпа успокоилась и разошлась по домам. Колокол замолчал.

19 мая 1591 года из Москвы прибыла следственная комиссия, состоявшая из бояр, которым Борис Годунов доверял целиком и полностью. На основе собранных показаний комиссия сделала вывод, что царевич погиб в результате несчастного случая: с мальчиком случилась «болезнь падучая» (эпилептический припадок), он упал на ножик, который держал в руке. Царевича Димитрия похоронили в Спасо-Преображенском соборе. Колокол мрачным звоном провожал царевича в последний путь. Дьяк Битяговский и его товарищи по несчастью были признаны невиновными. Тела убитых вытащили изо рва, отпели в церкви и похоронили с большими почестями. «За недосмотрение за сыном и за убийство невинных Битяговских с товарищами» Мария Нагая была пострижена в монахини под именем Марфы. Ее братья «за небрежение к ребенку» отправились в ссылку.

Следственная комиссия переквалифицировала действия горожан из патриотических в бунтарские. Угличане, считавшие себя верными слугами престола, внезапно превратились в мятежников. Более двухсот человек были подвергнуты страшным казням. Палачи не разбирала, кто прав, кто виноват: хватали всех подряд, отрубали головы, топили, отрезали языки. Шестьдесят семей в полном составе со стариками и малолетними детьми были сосланы в сибирскую глушь на строительство Пелымского острога. Местность вокруг будущего поселения была болотистая, непригодная для земледелия. Каторжники должны были построить острог и отбывать в нем наказание, питаясь, чем Бог послал.

НЕОДУШЕВЛЕННЫЙ МЯТЕЖНИК

Наконец назвали главного зачинщика мятежа. Колокол Спасо-Преображенского собора был признан виновным в призывах к бунту. Колокол сбросили с колокольни, но он не разбился, только горестно загудел, словно от невыносимой боли, ведь не молоденький, к тому времени исполнилось ему почти сто лет. На почтенный возраст и бывшие заслуги не посмотрели и обошлись с колоколом, как с мятежником: двенадцать раз ударили плетью, вырвали язык и проушину (деталь в верхней части колокола, за которые он крепится на колокольне).

У колокола отбили одну из четырех проушин, и с тех пор прилепилось к нему обидное прозвище «корноухий», с отсеченным ухом. Ну а дальше вместе со всеми осужденными отправился колокол в ссылку. В Угличской летописи сказано: «Колокол соборный благовестный, большой после убиения благоверного царевича Димитрия сослан Борисом Годуновым».

1 апреля 1592 года колонна ссыльных горожан отправилась в Сибирь. Лошадей для перевозки колокола не было, ссыльные впрягались в телегу сами. Угличский колокол весит 19 пудов 20 фунтов, то есть 391 килограмм. Вот и представьте, каково было тянуть телегу с колоколом по бездорожью голодным и холодным людям. Сколько раз медный мятежник падал, тонул в грязи, с какими великими трудами его опять поднимали на телегу – этого летописям неведомо.

Расстояние от Углича до Пелыма (1905 километров) каторжане прошли за год. В дороге многие легли костьми, а большинство умерло, дотащившись до гиблого Пелыма. В 1621 году при переписи населения выяснилось, что в Пелыме осталось только 30 человек, сосланных из Углича. В 2015 году из деревни Пелым Гаринского городского округа Свердловской области выехал последний житель. На проклятом месте не осталось ничего.

Угличский колокол был сослан в Тобольск. Местный воевода Федор Лобанов-Ростовский сразу посадил ссыльного под арест, приказав запереть его в избе. Наверное, воевода испугался, что преступник начнет звонить о пережитых муках. На болтливом колоколе выбили поучительную надпись «Первоссыльный неодушевленный с Углича», приделали новый язык и подняли на колокольню церкви Всемилостивого Спаса. Корноухому было запрещено звонить благовест и созывать православных на молитву, он использовался только для технических нужд – как пожарный набат и для отбивания часов. Не раз колокол переносили с одной колокольни на другую, обращаясь как со старым хламом. На тулове колокола появлялись все новые сколы и зарубки. Так бы и сгинул угличский мятежник без следа, но вмешалась вековечная русская традиция – праздновать всевозможные юбилеи.

ПЕРВЫЙ НЕОДУШЕВЛЕННЫЙ РЕАБИЛИТИРОВАННЫЙ

В 1604 году объявился «чудесно спасшейся» царевич Димитрий. Председатель следственной комиссии по «Угличскому делу» боярин Шуйский яростно обличал самозванца, но, когда позиции Лжедмитрия укрепились, он так же яростно заверял москвичей, что узнает в молодом человек сына Ивана Грозного. «Дело» все больше запутывалось, но в XVII века правительство и церковь поставили официальную точку: убийство признано делом рук Бориса Годунова.

– Так, значит, мы не виноваты! Правильно наказали детоубийц! – обрадовались угличане и стали думать, как вернуть родному городу доброе имя.

По российским меркам думали недолго, каких-то два с половиной века. В 1849 году исполнилось 250 лет угличской трагедии – прекрасный повод смыть с горожан пятно мятежников. Единственным свидетелем событий был корноухий колокол, его и решили «реабилитировать». Жители Углича обратились к Николаю I с просьбой вернуть на родину невинно пострадавший колокол. Император начертал резолюцию: «Удостоверившись предварительно в существовании означенного колокола, просьбу удовлетворить». К делу подключилась неспешная российская бюрократия, которая удостоверялась в существовании означенного колокола ни много ни мало пятьдесят лет. Тут опять подоспел юбилей – 300 лет угличской трагедии.

На этот раз инициативу взял в свои руки уроженец Углича петербургский купец Леонид Федорович Соловьев, подавший прошение на высочайшее имя. Возвращению ссыльного на родину стали противиться жители Тобольска. Говорили, что если колокол увезут, то в Тобольске не останется ни одной достопримечательности! Журналист местной газеты представил другую точку зрения, требуя, чтобы колокол был немедленно увезен «в Россию», как тогда говорили сибиряки: «Бывало приедет кто-нибудь из России и первым делом на Софийскую колокольню! Подойдет к корноухому, треснет его пальцем в перчатке и с сознанием собственной безупречности несет:

– Что, негодяй?! Не умел молчать, когда того требовал «дух времени» – вот и виси!

В эти минуты корноухий издавал какие-то странные звуки: в них слышалось то ли сожаление о родине, где ему отрубили ухо, то ли привет счастливцам, которые умеют молчать во всякое время. Теперь думают возвратить корноухого на родину. С Богом! Пусть хоть на старости лет повидает родные места! Зачем нам это безухое медное существо с клеймом на лбу? Как внушительный памятник возмездия за неумение попасть в общий тон, в России он будет полезен. У нас в Тобольске умения «прислушиваться», «вникать», сообразовываться» всегда было и есть достаточно. В России совершаются судьбы, там строптивые водятся».

16 марта 1891 года император Александр III разрешил угличанам забрать невинно пострадавший колокол. На родину корноухий вернулся как герой: «Граждане сами подходили под колокол и подносили своих детей, гладили его руками, прикладывали к нему свои головы, крестились при взгляде на него, любовались им и долго-долго не расходились».

Сегодня колокол дремлет в музейной тишине, но где-то в глубине его металлического тела обитает мятежная душа. Колокола – вестники народной радости и народной беды. Их грозное молчание бывает красноречивее тысячи слов…

Дата публикации: 10 марта 2022