В начале декабря 1825 года французский посол в Петербурге Ла Ферроне должен был передать новому русскому царю поздравительное письмо французского короля Карла X. «Вашего Императорского Величества добрый брат Карл», – подписался под поздравлением французский монарх. Но вот имя российского императора, которого французская корона поздравляла с благополучным восшествием на престол, умышленно названо не было.
УТРО КРОВАВОГО ПОНЕДЕЛЬНИКА
Ла Ферроне должен был вручить царю свои верительные грамоты. Чтобы не гонять курьера дважды, из Парижа предусмотрительно прислали грамоты в двух экземплярах: один на имя императора Константина, другой на имя императора Николая.
По словам Ла Ферроне, расстояние от Зимнего дворца до Сената составляло 400 шагов. 14 декабря 1825 года, чтобы стать императором, великому князю Николаю пришлось пройти этим маршрутом. Но чтобы преодолеть расстояние в 400 шагов ему потребовался почти целый день. На следующее утро очевидцы, несмотря на косметический ремонт Сенатской площади, могли видеть, что стены Сената забрызганы кровью, на одном из фонарных столбов на Английской набережной развевался клок седых волос, а на другом висело оторванное ухо.
Одним словом, кровавый понедельник задолго до Кровавого воскресенья.
В тот день, когда Николай стал императором, он несколько часов подряд грыз свою перчатку. Да не просто грыз, а буквально рвал зубами и выплевывал куски кожи на снег. И было отчего! Да что там перчатка! Военный генерал-губернатор и глава тайной полиции Михаил Андреевич Милорадович в тот вечер в казармах Конного полка «откусил себе часть губы». Чуть позже, уже будучи смертельно раненным на Сенатской площади, генерал крепился изо всех сил и, «чтобы не испустить стона, не произнести жалобы, кусал свою нижнюю губу, из которой кровь лилась широкими побегами». Так что к исходу дня Милорадович буквально съел свою нижнюю губу.
За несколько часов до смерти Милорадовича адъютант Каверин привез генералу записку от царя: «Да вознаградит тебя Бог за все, что ты для меня сделал». В записке императора, разгрызшего свою перчатку, адресованной генералу, съевшему часть губы, слово «все» царь подчеркнул. «За все, что ты для меня сделал…» звучит несколько двусмысленно.
Эта двусмысленность становится особенно очевидной, если попытаться восстановить, что же скрывается за емким определением «все».
На следующий день было опубликовано официальное сообщение о событиях 14 декабря. В нем говорилось о том, что к мятежникам на Сенатской площади «подъехал… Милорадович, в надежде, что его слова возвратят их к чувству обязанности; но в ту самую минуту стоявший возле него человек во фраке выстрелил по нем из пистолета и смертельно ранил сего верного и столь отличного военачальника».
Милорадович был погребен как герой. Однако 20 лет спустя, когда Модест Корф создавал официальную версию 14 декабря, он прозрачно намекнул читателям о том, что есть основания подозревать генерал-губернатора в пособничестве заговорщикам.
В то же время бывший адъютант Милорадовича, Башуцкий, поспешил создать собственную версию поведения своего шефа. По его словам, генерал получил приказание царя привести Конный полк к Манежу и ждать там, пока сам император не подойдет с преображенцами. Но Милорадович, не дождавшись выхода полка, отправился в одиночку на Сенатскую площадь. Там он произнес длинную речь перед мятежниками, но когда солдаты уже были готовы просить пощады у Николая I, раздался выстрел Петра Каховского. Бушуцкий успел подхватить падающее тело Милорадовича и с помощью еще пятерых человек, случайно подвернувшихся под руку, потащил истекающего кровью генерала в казармы Конного полка.
На самом же деле все рассказанное Башуцким не соответствовало действительности. Смерть Милорадовича была нелепой и никчемной. Сказав несколько слов и не добившись успеха, он уже повернул лошадь, чтобы отъехать от каре, но в этот момент его сразила пуля.
ПОЧЕМУ ЖЕ, ПОЧЕМУ?
Почему Милорадович встретил свой смертный час в казармах Конного полка (современный адрес: Конногвардейский бульвар, 4)? Ведь дом, в котором жил губернатор, находился в двух шагах от Сенатской площади (современный адрес: Большая Морская, 38). На первый взгляд действия адъютанта раненого генерала кажутся вполне оправданными: «Не было возможности и помышлять нести его в дом, который он занимал».
В такой ситуации лишняя сотня метров, которую пришлось бы пройти с раненым на руках до дома Милорадовича, могла стать непреодолимым препятствием. Однако есть надежные свидетельства о том, что тяжело раненного Милорадовича привезли в казармы «на санях». Если же раненого везли в санях, то почему доставили в казармы, а не домой?
Башуцкий утверждал, что Милорадовича вели по Конногвардейской улице. Но такой улицы не существовало. Новоисаакиевская улица (ныне ул. Якубовича) была проложена только в 1828 году, и Башуцкий не мог об этом не знать. Особенно если учесть, что в должности адъютанта генерал-губернатора он профессионально занимался топографией города. Именно Башуцкий осуществил собственный проект новой нумерации домов Петербурга. Кроме того, он издал «Панораму Санкт-Петербурга», книгу, в которой много места было уделено истории строительства города.
Зачем же понадобилось Башуцкому скрывать, что его шефа увезли с Сенатской площади в санях, и придумывать, что он следовал по несуществующей Конногвардейской улице?
Мемуарист скрывал, что доставлявшие раненого без труда могли бы привезти его на собственную квартиру, но повезли, однако, в казармы. Это произошло потому, что раненый Милорадович ни в коем случае не должен был оказаться у себя в доме. Он во чтобы то ни стало должен быть с Конногвардейским полком или в его расположении.
Очевидно, Башуцкий хотел скрыть самое главное. 14 декабря Милорадович нарушил свой долг. Вместо того чтобы исполнить приказ царя и вывести Конный полк, генерал один отправился на Сенатскую площадь говорить с мятежниками.
Почему же генерал-губернатор так грубо нарушил приказ императора?
ПУЛЯ ВМЕСТО КУЛЕБЯКИ
Рано утром в Зимнем дворце Николай вышел к генералам и полковым командирам объяснить, на каких основаниях он вступает на престол, и приказал привести вверенные им части к присяге. Вскоре прибыл Милорадович «с новыми уверениями совершеннейшего спокойствия».
Глава тайной полиции прекрасно знал о том, что вскоре должно произойти в гвардейских полках в связи с переприсягой, но предпочел находиться подальше от места действия. Он отправился в гости к актрисе Телешевой, «к Катеньке на кулебяку».
Как только Николай получил известие о бунте в Московском полку, он немедленно распорядился, чтобы Конная гвардия была готова к выступлению, и приказал первому батальону преображенцев выходить, а сам спустился к главным воротам Зимнего дворца. Именно в этот момент перед ним появился Милорадович.
«Дело плохо, – заявил генерал, – они идут к Сенату, но я отправляюсь говорить с ними». Впоследствии царь утверждал, что больше уже не видел Милорадовича. В действительности Милорадович появлялся на Дворцовой площади несколько раз. Вторично он предстал перед царем, когда тот уже шел вдоль фронта Преображенского батальона. Генерал попытался воздействовать на Николая психологически, взять на испуг. Столкнувшись с заградительной цепью, выставленной инсургентами перед Сенатской площадью, Милорадович, всегда щегольски одетый, не стал приводить в порядок свой гардероб, а может быть, даже намеренно усилил беспорядок в одежде. Но на Николая это не произвело должного впечатления. Он решил идти до конца. По принципу: «Государь или мертв!»
Однако Милорадович не спешил выполнять приказание царя. Сев в сани, он поехал в казармы Конного полка, которые находились рядом с Манежем, выбрав самый дальний путь. Вместо того чтобы объехать вокруг Исаакиевского собора, а затем свернуть на Малую Почтамтскую, Милорадович поехал вдоль Мойки до Поцелуева моста, а затем отправился в обратном направлении.
Когда Милорадович прибыл в Конный полк, конногвардейцы еще не были готовы к выходу. Не дождавшись, он попросил лошадь. Возможно, Михаил Андреевич еще раз появился перед Николаем, уже возле Главного штаба.
Затем генерал совершил поступок непредсказуемый: один отправился к восставшему каре. Возможно, видя, что избранная тактика не принесла успеха, он решил круто изменить ход событий. Вместо того чтобы ожидать Николая у Манежа с Конным полком, Милорадович попытался один уговорить восставших солдат вернуться в казармы и погасить возмущение.
Пуля Каховского прервала эту затянувшуюся игру…
Видимо, прав был Завалишин, когда писал: «…для Милорадовича очень хорошо, что он умер, а иначе его следовало бы судить». Ведь в этот день Милорадович сделал все, чтобы не дать Николаю стать императором, поскольку хотел видеть на престоле императрицу Марию Федоровну.
Когда бездетный Александр I внезапно умер в Таганроге, великий князь Николай немедленно присягнул старшему брату Константину. Константин не принял этой присяги, но категорически отказывался официально отречься от престола. Этим обстоятельством попыталась воспользоваться их мать Мария Федоровна, намеренно заводившая династический спор в тупик, единственным выходом из которого стало бы ее собственное воцарение.
В том случае, если бы Николай, встретив сопротивление, отказался от своих прав на престол, по закону о престолонаследии трон должен был бы перейти к его сыну Александру. Но мальчику было всего семь лет. Поэтому следовало назначить регента из числа ближайших родственников.
Мария Федоровна имела все шансы получить этот пост и управлять Россией до того, как Александру исполнится двадцать лет. Ситуация чем-то напоминала 1762 год, когда возникли планы сделать Екатерину Алексеевну регентшей при семилетнем Павле Петровиче, в итоге же она стала Екатериной II. Ближайшим союзником потенциальной Марии I был Милорадович. Но игра, в которую он втянулся, оказалась смертельной.
Дата публикации: 1 мая 2014
Михаил Сафонов (историк, Санкт-Петербург)
«Секретные материалы 20 века» №9(395), 2014
01.05.2014