Смерть Олега, князя Древлянского. Худ. Тарас Шевченко

Весной 972 года на шумящих днепровских порогах оборвалась короткая и искрометная жизнь одного из первых русских Рюриковичей – славного воителя Святослава-Барса. Трудно, наверное, назвать его великим князем Киевским, поскольку Киев он не любил, не чтил и им не занимался. Но нелегко, пожалуй, наречь сего неукротимого ратника и повелителем Дунайским, ибо брань в болгарских пределах обернулась горьким разгромом и геополитические амбиции честолюбивого монарха угасли под стенами Доростольской крепости.

Святослав оказался «двух станов не боец, но только гость случайный»: в Переяславце-на-Дунае, куда он хотел перенести свою столицу, его отвергли, а в Киеве, который он бросил на произвол судьбы и в который поспешил сразу после катастрофы на Балканах, ему не пожелали ни подчиниться, ни даже отворить двери. Будущее Червонной Руси находилось отныне в руках трех его княжеских сыновей – Ярополка Киевского, Олега Овручского (Древлянского) и Владимира Новгородского. Отношения между августейшими братьями-малолетками и их неравнодушными свитами определяли и ближние, и дальние перспективы государственного бытия…

СВИРЕПО НА БРАТЬЕВ ВЗИРАЕТ

Поначалу все выстраивалось в относительно четком порядке. Одиннадцатилетний Ярополк Святославич сидел на своем «столе», опираясь на советников и дружинников, причем главным из них, по всей видимости, был многоопытный воевода Свенельд. Какое-то шестое чувство подсказывает исследователям, что сей варяжский рубака не по малоумию и легкомыслию оставил своего боевого товарища князя Святослава умирать от голода в далеком Белобережье. То, что Свенельд «сошелся» с Ярополком, говорит об одном: двор юного повелителя хорошенько «поработал» с этим витязем еще осенью 971-го, когда он на лошадях примчался через степь к воротам стольного Киева. Присные Ярополка не были, разумеется, заинтересованы в возвращении Святославовых отрядов: взбалмошный и к тому же разгневанный неудачами князь не гарантировал им ни теплых мест, ни спокойной жизни, ни просто головы на плечах. И они сделали все, чтобы переманить к себе могучего и смелого Свенельда…

Да и сам полководец не преминул воспользоваться столь выгодными обстоятельствами, тем паче что вскоре развернулись события, напрямую затронувшие его личную жизнь. Как пишет крупный дореволюционный историк Сергей Соловьев, «охота после войны (то есть во вторую очередь. – Я. Е.) была господствующею страстью средневековых варваров (кстати, по всей Европе. – Я. Е.): везде князья предоставляли себе касательно охоты большие права, жестоко наказывая за их нарушение». В пылу «ловитв» строгой каре мог подвергнуться любой провинившийся человек, включая знатных особ.

Примерно через три года после смерти Святослава, где-то в 975-м, сын Свенельда, Лют, отправился из Киева поохотиться в лесах и, «гна по звери», каким-то образом попал во владения среднего Святославича – Олега Овручского. Сложилась двойственная, замысловатая ситуация: некогда дед молодого Олега, легендарный Игорь Рюрикович, подарил дани с древлянских просторов своему верному Свенельду. Но вместе с тем не отдавал воеводе ни самой земли, ни лесных чащоб, ни земельных угодий. По логике, Свенельд получил только право собирать подати с людей, живших в тех краях. Все остальное (в том числе «звериные ловли»), как и встарь, принадлежало князю. На сей раз – Олегу Святославичу. И охотничьи забавы удалого Люта явно и безусловно попирали полномочия и привилегии местного суверена.

А язычники, особенно многовластные, церемониться не привыкли. «Увидел его (Люта) Олег, – сообщает «Повесть временных лет», – и спросил своих: «Кто это?» И ответили ему: «Свенельдич». Тогда, напав, убил его Олег, ибо и сам охотился рядом. И поднялась оттого ненависть между Ярополком и Олегом (родными братьями – от одной матери, княгини Предславы), и неустанно подговаривал Свенельд Ярополка, стремясь отомстить за сына: «Пойди на брата и захвати волость его (знаменитые «Дерева». – Я. Е.)».

Уговоры достигли цели. Повзрослевший Ярополк устремил дружины против Олега, а сам Олег двинулся навстречу чужим ратям. Бой был ожесточенным и кровопролитным, но объективное преимущество обрел Ярополк. Служившие Олегу древлянские «вои», которые тосковали по тем незабвенным временам, когда им верховодили собственные начальники, а равно помнили страшную смерть пылавшего по воле княгини Ольги Искоростеня, остались безучастными к благополучию посаженного из киевской «руки» Олега Святославича. Они не слишком усердно размахивали мечами ради его успеха.

Ярополковы полки погнали Олеговых витязей к Овручу. Отступавшие кинулись по мосту через широкий и глубокий ров («гроблю»), но из-за вспыхнувшей давки стали толкаться и спихивать друг друга вниз, в канаву, Олег тоже не удержался и рухнул с моста «в дебрь». Сверху падали люди, а за ними срывались лошади и давили тех, кому еще посчастливилось уцелеть на дне. Ярополк захватил город и кликнул слуг искать брата. Искали долго, да не нашли. Тогда один древлянин подсказал: «Видел я, как вчера спихнули его с моста». Победитель велел искать во рву. С утра и до полудня бойцы вытаскивали наверх бездыханные тела. Наконец обнаружили мертвого Олега, внесли в терем и положили на ковре. Князь Ярополк, узрев плоды своих дел, заплакал и попрекнул Свенельда: «Смотри, ведь ты этого хотел!» Останки перенесли за городскую черту, в поле, и похоронили со всеми надлежащими церемониями («И есть могила его до сего дне у Вручего», то есть Овруча)…

А ЖИЛ СЕБЕ ВОЛОДИМИР-КНЯЗЬ

Причиной таких печальных событий стало, наверное, не только убийство в лесу бравого охотника Люта Свенельдича – варяжского сына со славянским именем. Есть и некоторые другие соображения, заставляющие гадать, почему стычка между двумя братьями приняла столь ожесточенный характер. Как выясняется, оба князя – и киевский, и овручский – озаботились к моменту спора матримониальными вопросами. В этом нет ничего удивительного, ибо женились в тогдашнюю эпоху рано и возраст не имел определяющего значения.

Князь Ярополк, втайне сочувствовавший христианству и даже, не исключено, крестившийся (правда, неведомо, по православному или католическому обряду), сватался к дочери баварского графа Куно фон Эннингена, а Олег (тоже, вероятно, перешедший в Закон Христов) бракосочетался с некой «чехиней». Колоритная деталь: Чехия и Священная Римская империя (как называли в те века Австрию, в состав которой входили и баварские земли) непрерывно «бранились» между собой. И это обстоятельство могло подхлестывать семейную вражду, коей ловко воспользовался искушенный Свенельд.

О религиозных пристрастиях Святославичей свидетельствует любопытный факт. Спустя почти 70 лет, в 1044 году, при внуке Святослава-Барса, князе Ярославе Мудром, уже в период единобожия, благородные кости Ярополка и Олега были извлечены из могил, крещены и перезахоронены в киевской Десятинной церкви, которую возвели при Владимире Святом. Процедура впечатляла: христианские каноны не позволяют крестить кого-либо посмертно, задним числом. Но тот факт, что прах князей был легко найден и, выражаясь современным языком, идентифицирован, приоткрывает завесу над прошлым: монархов, скорее всего, погребли по христианским, а не по языческим традициям. Ибо язычников предавали огню, над ними насыпали курган, и никаких костей, несмотря на все старания, найти бы не удалось.

Но христианская норма еще не означала православного принципа. Церковно-христианские ветви – православие и католицизм – боролись за сферы влияния, и покойные князья были, очевидно, обращены в католический «папизм», что оперативно исправили после их кончины православные иерархи. Что же касается летописи, повествующей о нетронутой могиле Олега Святославича под Овручем, то речь идет или о временах, предшествовавших 1044 году (когда ученые монахи только-только начинали составлять свой свод), или о более позднем отрезке, когда, может быть, надгробие оставили в поле как некий мемориальный символ.

Однако подобная «лирика» не отменяла суровой политической прозы. Помимо схлестнувшихся не на живот, а на смерть киевского и овручского суверенов, был еще третий брат – Владимир, правивший в Новгороде. В отличие от Ярополка и Олега, рожденных княгиней Предславой, Владимир появился на свет в постели отцовской ключницы – Малуши. Происхождение сей любимой княжеской рабыни темно и загадочно: когда «вычисляют» ее отца, то показывают либо на некоего Малка Любочанина (выходца из города Любеча), либо на древлянского повелителя Мала, сокрушенного овдовевшей Ольгой.

Последняя кандидатура ошеломляет, если учесть, что Святославу Игоревичу, плодотворно «топтавшему» эффектную Малушу, исполнилось при крахе древлянской столицы Искоростеня, по официально-летописным данным, около четырех-пяти лет. Уж не держали ли красавицу во дворце «на вырост»? Как бы то ни было, узнав о беременности скромной ключницы от своего безудержного отпрыска, недовольная Ольга выслала «жену» в Будутину весь – поселок под Псковом. Там-то издал свой первый младенческий крик Владимир Святославич – будущий креститель Червонной Руси…

На берегах Волхова державный отрок появился вслед за чередой бурных всплесков новгородских жителей. Как помним, в июле 969 года отошла в лучший мир набожная хозяйка Киева княгиня Ольга. Святослав, ждавший материнской смерти как сигнала к новому этапу своей завоевательной активности, тотчас заторопился во второй Болгарский поход. Возвращаться домой он не планировал, и вся его забота о Руси состояла в назначении сыновей на разные «столы». Не мудрствуя лукаво, отдали Киев Ярополку, а Овруч – Олегу.

На этом, собственно, Барс и хотел закончить процесс государственного строительства. Однако здесь произошла неожиданная накладка: внезапно к нему приехали послы от Господина Великого Новгорода и в сильных выражениях попросили направить к ним местного князя – взамен киевского посадника. В противном случае сыны вольного края грозили «добыть» покровителя самостоятельно, то есть разорвать административную пуповину, связывающую их с Киевом.

Святослав торопился к Голубому Дунаю и не желал погружаться в обременительные русские проблемы. «Если бы кто к вам пошел, то был бы я рад дать вам князя», – вздохнул суверен. Но поскольку ни Ярополк, ни Олег слышать о Новгороде не хотели, Святославовы бояре обратились к Владимиру, стоявшему, по сравнению с другими княжичами, на более низкой иерархической ступени. Сей остроумный ход замыслил брат Малуши Добрыня – очевидно, прототип будущего былинного богатыря.

Обиженный на Ольгу за неласковое обращение с сестрой, он давно искал повод возвысить племянника и весь свой род. «Просите себе Владимира, – настойчиво шептал он новгородским послам. – Владимира, Владимира». Гости с Волхова, переглянувшись, постучали в княжеский терем. «Дай нам Владимира!» – заявили они Святославу. Занятый бранными приготовлениями властелин, который до сих пор не воспринимал этого сына в качестве равноправного наследника, поднял брови и махнул рукой: «Возьмите…»

Дата публикации: 26 июня 2012