На экране Игорь Кириллов

Ушел из жизни народный артист СССР, известнейший телеведущий Игорь Леонидович Кириллов. Тысячи выпусков новостей, «Голубые огоньки», передачи «Песня года» и, наконец, многие репортажи о торжествах на Красной площади вся страна десятилетиями не представляла без его неповторимого голоса.

Договариваясь без малого четыре года назад с ним о встрече по случаю юбилея программы «Время», я услышал от Кириллова предложение увидеться и поговорить в одной из московских гостиниц. В квартире мэтра тележурналистики тянулся затяжной ремонт, так что Игорю Леонидовичу пришлось надолго сменить домашний уют на отельное недешевое гостеприимство. «А думаете почему еще мне пришлось с экрана аптеки рекламировать? – с улыбкой прокомментировал cитуацию мой именитый собеседник, когда мы с чашками чая в руках расположись в гостиничном кафе, – Но об этом не пишите! А то еще подумают, что Кириллов нищенствует»!».

Этот фрагмент разговора я тогда упоминать не стал. Остались вне публикации и другие его воспоминания о работе, о коллегах и о редкостной творческой судьбе самого Кириллова. Некоторые из них не грех привести сейчас, когда Игоря Леонидовича уже нет с нами.

В ЭФИР ВЫХОДИЛИ ЗЕЛЕНЫМИ

До рождения программы «Время» наши, как принято говорить, голубые экраны обходились «телевизионными новостями». Название этой рубрики было и неудачным, и двусмысленным: многие задавали вопрос – это что за новости о телевидении? Дикторы работали на них парами или, если хотите, тандемами, дуэтами – он и она. Тексты сообщений зачитывали из студии, так сказать, в порядке очереди.

А дикторы, многие из которых были моими учителями, трудились на радио и телевидении замечательные. Прежде всего, назову великую Ольгу Сергеевну Высоцкую. Она стала одним из первых дикторов нашего тогда «малострочного» экспериментального телевидения еще… в 1931 году! Само его теперь привычное название появилось позднее, новинку называли «радиовидением». О тяготах профессии можно судить по одному хотя бы факту – всех, кто выходил в эфир, приходилось зеленой краской мазать лица для большей отчетливости изображения…

Как не назвать сподвижников и коллег Высоцкой: не нуждающегося в представлениях Юрия Борисовича Левитана, невероятного романтика Владимира Герцика – у него прозвище было «небесный диктор», потому что он во время войны летал на «У-2» над немецкими позициями и с высоты призывал противника сдаваться в плен… Из режиссеров больше других мне памятен Владимир Всеволодович Всеволодов, заслуженный артист РСФСР, позднее работавший в «Ленкоме».

Все они щедро отдавали нам свободное время, чтобы поднять уровень исполнительского мастерства в информации. Это чрезвычайно важно. Дело в том, что русская литературная разговорная речь постоянно совершенствуется, да и информационная стилистика тех лет была, мягко говоря, сложна. Большая часть новостей приходила через ТАСС с его достаточно сухой подачей. Скажу еще, что тогда не было нашего врага – суфлера. Мы честно и откровенно читали получаемые новости.

Но вот наступил 1968 год. И наши друзья-соперники журналисты решили совершить ну не октябрьский по размаху, все же переворот. Под руководством замечательного журналиста Юрия Валериановича Фокина, возглавлявшего редакцию «Последних известий», создали новую информационную программу «Время». Дикторов решено было убрать из эфира, оставить их за кадром, а на экране заменить их журналистами. Не скрою, было обидно, у нас были хорошие чтецы новостей, это же особая профессия и специализация.

Как бы ни было, но мы начали работать по-новому. Вспоминаю своих коллег. Нонну Викторовну Бодрову, например, не раз звали в разные редакции, на разные программы, но она отказывалась от всех предложений , полностью посвятив себя информации. Я работал и с ней, и с другими. Назову Азу Владимировну Лихитченко, Веру Алексеевну Шебеко и замечательную, талантливейшую Галину Михайловну Зименкову.

В профессии диктора каждый раскрывается по-своему. Кто-то находит себя в детских передачах, кто-то в музыкальных. Самая гениальная, непревзойденная Валентина Михайловна Леонтьева могла все! Отвлекаясь от программы «Время», вспомню о ее коронной передаче «От всей души». Так рассказывать о, казалось бы, простых, но на деле интереснейших людях никому больше не удавалось.

Почти весь первый год мы оставались за кадром, в основном озвучивали материалы корреспондентов, приходившие со всей страны. Техника была еще несовершенна в сравнении с нынешней. Работали с кинопленкой. Ни о какой видеозаписи и не мечтали. Но вот где во второй половине 1968 года председатель Гостелерадио Николай Месяцев понял, что так дело не пойдет – дикторов надо вернуть. И мы стали по сути дела исполнителями всей программы. Произошло это благодаря главному редактору сложившейся постепенно информационной службы Николаю Семеновичу Бирюкову и пришедшему затем Юрию Александровичу Летунову – я называю только самых масштабных главредов. Они привлекли на телевидение известных журналистов из «Правды» и «Известий», которые стали выступать как бы с телеэссе о важнейших на тот момент событиях.

ВСЕ ЛИ ЗРИТЕЛЬ ПРОГЛОТИТ?!

От одного из современных теледеятелей пришлось как-то с огорчением услышать: зритель мол все проглотит. Как бы не так. Однажды моя коллега – прекрасный диктор – прочитала сообщение о страшном землетрясении в Америке с множеством погибших. Этот выпуск в прямом эфире показали на Урал и Сибирь, до московского еще оставалось время. Надо сказать, что дикторы такие же люди, как и зрители. Многое зависит от самочувствия, настроения. И мне показалось, что по каким-то причинам она прочла текст несколько формально, словно речь шла не о гибели женщин, детей, стариков, а о падеже цыплят на птицефабрике.

После эфира я по-товарищески ей об этом сказал, упомянув, что какие бы ни были сейчас между государствами отношения, но о людских страданиях нельзя говорить так равнодушно. Коллега вполне со мной согласилась и вечером прочла то же сообщение именно так, как мне казалось правильным. А через несколько дней пришло немало писем от сибиряков и уральцев, которые прямо упрекали диктора в равнодушии.

Люди писали, что, конечно, американцы нам не друзья, а скорее враги, но перед несчастьями все равны. И такая обратная связь была постоянной. Термин «рейтинг» появился много лет спустя, но зрители с оценками не медлили.

Постепенно сформировалась группа корреспондентов, освещавших разные темы. Военное направление вел Герман Седов – сам участник Великой Отечественной войны. Мой соученик по театральному училищу имени Щепкина Евгений Синицын и Дамир Белов взяли на себя производственные проблемы и сельскую тематику. Нинель Шахова и Наталья Чернова освещали культурные события. Что касается спорта, то никто сравниться не мог с Николаем Николаевичем Озеровым, с нашей замечательной баскетболисткой, ставшей спортивным обозревателем Ниной Ереминой, с известной теннисисткой Анной Дмитриевой…

Вы только представьте, сколько же человек работало на одну программу «Время» – техники, инженеры, осветители!.. Нашим монтажерам я бы памятник при жизни поставил. Они же в считанные минуты умудрялись подготовить любой материал. Если Первое лицо страны пропускало в выступлении какое-то слово, то они исхитрялись найти подобное в других выступлениях и так смонтировать, что никому заметно не было! И без всякого электронного монтажа! Ну а если Генеральный секретарь пропускал абзац или даже страницу, то диктору приходилось говорить: «Далее товарищ Брежнев подчеркнул…»!

Но все же самой главной фигурой был и остается до сих пор главный редактор. Все тексты помещались в так называемых синхронных папках, как мы их называли. Одна для мужского голоса, другая – для женского, третья – второму режиссеру, звукорежиссеру и так далее. Машинисткам приходилось работать без конца. Это сейчас ксерокс сразу выдает сколько угодно экземпляров, а тогда…

Свой окончательный вид программа обрела где-то во второй половине 1968 года, и лично я вел ее до 31 декабря 1989 года. В девяностом году «Время» выходило уже без меня.

ЗЕРКАЛО ЖИЗНИ

Древние мудрецы говорили, что все течет, все меняется. Менялось и наше «Время». Хотим мы или не хотим, но телевидение – зеркало жизни, отражающее то, что происходит в стране.

Сейчас другая эпоха. Журналистам и ведущим дано куда больше свободы. Можно самим выступать в качестве редакторов, о чем раньше и подумать нельзя было. Последствий ошибок или оговорок теперь мало страшатся. Но груз ответственности не полегчал. О нем лучше всего рассказать на примере нашего великого учителя Ираклия Луарсабовича Андроникова. Он показывал, с каким уважением надо относиться людям, которые за твоей спиной и за кадром. Как внимательно он прислушивался к замечаниям режиссера или оператора. Иначе нельзя, ведь ты последнее звено, от тебя зависит, как исполнить, что было задумано и подготовлено целым коллективом. Но порой ты остаешься наедине с миллионами зрителей, и никто ничего не подскажет.

Бывало так, что за несколько минут, а то и секунд до эфира забирали текст и вручали новый, потому что из ТАСС приходило эмбарго, а иначе говоря, запрет. Приходилось действовать, как учила Ольга Сергеевна Высоцкая: просмотреть хотя бы две-три строчки в начале и в конце, чтобы хотя бы знать, в чем дело.

Был случай в сентябре 1983 года, когда советский летчик сбил южнокорейский «Боинг», залетевший в наше воздушное пространство. Пришло сообщение об этом, и с него нужно было начинать программу. Событие трагическое, ужасное, но читать надо. Вдруг в последние мгновенья перед эфиром вбегает выпускающий редактор со скоростью лучших тогдашних спринтеров, вырывает у меня информацию ТАСС и дает совсем другой текст. Заглядываю в него и вижу, что содержание прямо противоположно первоначальному… Лишь много позднее узнали, что произошло на самом деле.

…Словом, много было случаев ярких и нервных, но это была норма – живой эфир. Сейчас много говорят о прежней цензуре, но я бы выразился так – цензура была в головах наших редакторов, они знали, что можно, что нельзя. Иной раз это может быть и к лучшему.

ЛЕВИТАН ГОВОРИЛ: «ПОВТОРЯЮ!»

Очень печальный для меня эпизод был связан с официальным заявлением Юрия Владимировича Андропова. Ситуация в Европе опасная. Американцы хотят разместить ракеты средней дальности. Политические небеса предгрозовые. А я в этот день по заранее составленному на неделю графику не должен был ничего читать вечером в эфире и напротив собирался на празднование дня рождения Ираклия Луарсабовича Андроникова. Но вместо этого срочный вызов на работу, начальство сочло, что программное заявление Генерального секретаря должен огласить именно я. Надо сказать, что подобные случаи у меня уже были и всегда, когда речь заходила о замене, я чувствовал себя неловко. Мне просто стыдно было перед коллегами, но поделать ничего нельзя. Сразу вспоминалось детство, так как в нашем классе почему-то всегда отвечать приходилось мне за все происшествия, пусть даже никакого от-ношения я к ним не имел…

Я приехал на работу и стал просматривать текст. ТАСС выдавал содержание частями по 12-14 строк. Читаю и чувствую – в шестой части нет перехода от вполне миролюбивого тона к совершенно другим интонациям. Речь о Варшавском договоре, о военной мощи… А в седьмой части снова деликатная озабоченность происходящим. Иду к редактору. Вместе с ним беремся за проверку. Я читаю машинописный текст, а он смотрит тассовскую ленту. Дважды сопоставили тексты и полное совпадение. Вроде бы все сходится, но сомнения меня не оставляют. Наконец, редактор в ярости бросает листы , мол вы мне не доверяете?! Эфир на носу, обстановка нервная, текст ответственный, а я все не могу найти перехода от спокойного взвешенного содержания к этакому железобетонно-милитаристскому.

Записали один вариант, сделали второй дубль. Он лучше удался. Перед сомнительным фрагментом я сделал большую паузу для перебивки и подобную же после шестой части. Это и пошло в эфир. А потом оказалось, что в ТАСС в этот день были технические сбои, и в выступление Андропова попала одна часть из заявления кого-то из руководителей Министерства обороны, предназначавшегося для «Красной звезды». И что еще произошло: этот злополучный текст в правильном варианте перевели тут же на несколько языков и зачитали в эфире тех стран, которые назывались социалистическими. И… по моему примеру в ГДР диктор тоже сделал две паузы, хотя в его случае этого не требовалось!..

А вот другая история повеселей и обошедшаяся без последствий. У нас постоянно шло негласное соревнование с коллегами с радио. Начиная с сообщения о запуске Первого искусственного спутника, они нас опережали. Это и понятно. На радио достаточно включить микрофон и зачитать сообщение, у нас же гораздо сложнее. Но стремление опередить присутствовало. И вот однажды – это еще до программы «Время» – нужно зачитать важный официальный документ, в котором речь идет о нормализации отношений с одной из соцстран. В то время международная политика всех интересовала и подобная информация незамеченной пройти не могла. В тассовском сообщении было шесть частей, но пришло пока только четыре. Мы же все были молоды, и обогнать радиоколлег хотелось, а потому решили выиграть две минуты и начинать чтение, не дожидаясь завершающего фрагмента: мол окончание вот-вот поступит. Такое разве что по молодости, по глупости можно позволить.

Я читаю первую, вторую, третью части. Надо приниматься за четвертую, а ее нет. Меня буквально холодный пот прошиб – что делать? Думаю, а как бы поступил Юрий Борисович Левитан?! А он в подобном случае своим прекрасным голосом сказал бы «повторяю» и начал с самого начала! Но в этот момент выпускающий редактор – а он небольшого роста был – пролез ко мне между камер да осветительных приборов и подал пятую часть. Шестой, однако же, нет и я уже готовлюсь поступить по-левитановски, когда редактор снова совершил рекордную пробежку от телетайпной до студии с последним листом в руках.

Больше мы такого себе не позволяли. Лучше пропустим радио вперед, но без риска.

НЕВЕСЕЛЫЙ ФИНАЛ ВЕСЕЛОГО ВЕЧЕРА

Коварных мелей и рифов в нашей профессии предостаточно. Расскажу о двух случаях, первый из которых обошелся без оргвыводов, а другой, увы, нет.

Давным-давно, еще при Никите Сергеевиче Хрущеве, проводилось всесоюзное совещание хлопкоробов. На него из Узбекистана приехал трижды Герой Социалистического труда Хамракул Турсункулович Турсункулов. Выглядел он просто красавцем: огромного роста, в бухарском халате, на груди три золотых звезды и россыпь орденов. Дело было еще на Шаболовке. Мы героя для начала пригласили в комнату приемов, угостили чаем из настоящей пиалы. Взял он ее в руку и вдруг хмурится. Оказалось, что орнамент не узбекский, а… казахский. Вроде бы, какая разница, а для наших среднеазиатов очень даже заметная. Наконец, привели его в студию.

Я начинаю: только что закончилось совещание, на котором выступил наш гость… расскажите о своих впечатлениях… А в студии три камеры. Он смотрит на ближайшую и начинает: мы хлопкоробы благодарим нашу партию, правительство и лично Никиту Сергеевича… Говорит просто потрясающе, так что ни одного слова вставить невозможно. Заранее мы договорились на десять минут. Примерно так он и выступил. Я его благодарю, собираюсь проводить, а он вдруг заявляет: а я еще могу. Поворачивается ко второй камере и… все то же самое слово в слово.

Я гляжу наверх, где за стеклом режиссеры – там пусто. Потом выяснилось, они все от смеха просто полегли. Делать нечего, дал я ему высказаться, но не успеваю поблагодарить, как он к третьей камере и… вновь, как под копирку!

После всего этого ужаса я его осторожно спрашиваю: Хамракул, что это вы…

А он с тоской и возмущением отвечает: Послушай, мне надоело здесь, домой пора, дел много, а утром меня на киностудию, то одним аппаратом снимут, то другим, то подъедут, то отъедут. Я и решил, чтобы время не терять, сразу всем камерам все сказать!!!

…Другой случай был еще комичней, но финал выдался печальным, хотя передача называлась «Вечер веселых вопросов». Этот прообраз КВН транслировали из главного здания Московского Университета на Ленинских горах.

Вел передачу знаменитый наш композитор и великий хохмач Никита Богословский. Дело было в конце сентября и он предлагает зрителям задание: тот, кто быстрее всех явится в актовый зал МГУ одетым по-зимнему получит приз. Призы же тогда были куда скромней нынешних, в основном сковородки, изредка фотоаппараты по особым случаям. Никакого подвоха не ожидалось, но вдруг в зал набежала толпа утепленных, не вполне трезвых мужиков в кирзовых сапогах и все рвутся на сцену. Началась невероятная кутерьма.

Богословский упустил из виду или просто не знал, что рядом шло масштабное строительство Юго-Запада Москвы. Холода уже на носу и все каменщики, бетонщики, штукатуры к ним подготовились. А день воскресный. Иные уже навеселе, а тут выгодное предложение обзавестись кухонной утварью!..

Передачу в итоге сорвали, а режиссер после всего этого печально сказал: кажется это мой последний эфир. А в довершение бед югославская газета «Борба» напечатала обо всем этом безобразии статью «Битва за сковородку». Так что прогноз режиссера оказался точным!

Передачу прикрыли, зато несколько лет появился КВН.

Дата публикации: 4 ноября 2021