Единственное, что по-настоящему любила Лени Рифеншталь, называется словом «Кино»

Она желала и добилась в жизни всего — славы, денег, любви. Но — ценой самой жизни. Стоило ли платить за все это так чудовищно дорого?.. Ответ Лени Рифеншталь унесла в мир иной. Нам никогда не узнать, была ли она счастлива. Единственное, что можно сказать с уверенностью, — ее имя занимает прочное место в истории и не менее прочное в умах людей, по сей день начинающих при упоминании фамилии Рифеншталь рассуждать на вечную тему «гений и злодейство». Скоро исполнится 80 лет со дня премьеры самого знаменитого ее фильма — «Олимпия». Хороший повод вспомнить жизнь и творчество этой непостижимой женщины.

Единственное, что по-настоящему любила Лени Рифеншталь, называется словом «Кино». С большой буквы. Способное увести человека из повседневности в лабиринт сменяющихся на экране призрачных картин, не менее реальных, чем окружающий мир. Перемешивающее близкое с далеким и дарующее человеку возможность прожить за час несколько жизней. Не назидательное, но изменяющее действительность по своему образу и подобию.

Кино было религией, которую она фанатично исповедовала и по законам которой шаг за шагом выстраивала эпизоды собственной судьбы. Родившаяся с «богом кино» в душе, Рифеншталь, едва научившись выводить буквы, принялась увлеченно писать сценарий автобиографии, тщательно прорисовывая характер главной героини — себя и каждого из тех, кто, оказавшись рядом, становился одним из персонажей. Этой работе она отдавалась целиком, и сценарий в каждой поступательно продвигался от завязки к кульминации, суля автору надежду на хеппи-энд. Оставалось лишь срежиссировать материал и получить в награду заслуженные лавры. Но всякий раз случилось то, чего Лени не ожидала. В какой-то момент гениально задуманные и выписанные ею персонажи вырвались из-под контроля и начали действовать по своему усмотрению — ситуация, как говорят писатели, обычная, но от этого не менее болезненная.

Так было. Или — как знать — все было с точностью до наоборот. Жизнь в кино и кино в жизни — очень не одно и то же, а потому, получив от природы талант создавать гениальные фильмы, человек чаще всего бессилен, если речь идет о сотворении собственной судьбы. Даже если она очень похожа на настоящее кино…

Часть первая. Танцы со звездами

Берлин. Начало осени 1902 года. Преуспевающий берлинский бюргер Альфред Рифеншталь, которого знакомые считали образцом немецкой добропорядочности, стоя перед священником, держит на руках одетую в крестильное платьице новорожденную дочь Берту Хелену Амалию и, с нежностью поглядывая на супругу, демонстрирует радость счастливого отца семейства.

Мать малышки, сухощавая молодая женщина, старается скрыть под приличествующей случаю улыбкой подкатывающие к глазам слезы обиды на мужа, час назад устроившего ей безобразный скандал из-за слегка перекрахмаленной праздничной сорочки. Глядя на дочурку, фрау Берта мечтает, что ее Лени повезет в жизни чуточку больше, чем ей. Конечно, особенно жаловаться на судьбу не приходится — слава богу, дом супругов Рифеншталь с полным правом можно назвать полной чашей и всем, что составляет жизнь настоящей немецкой фрау: Kinder, Kleiden, Kirhe, Kuche — муж обеспечивает ее в достатке. Но лучше бы все-таки родился мальчик…

Впитанное с материнским молоком представление о том, что мужчине живется в этом мире гораздо легче, чем женщине, Лени Рифеншталь пронесла через всю жизнь. Записанная в пятилетнем возрасте одновременно в плавательную школу, клуб любителей катания на роликовых коньках и гимнастическое общество, она старалась во всем превзойти сверстников. Года через три, начав серьезно заниматься балетом, проявляла несвойственную хрупкой маленькой фройляйн настойчивость и выносливость. Позже, едва-едва начав ощущать собственную силу, принялась бесстрашно вступаться за мать, ежедневно плакавшую из-за желчных нападок мужа. А в 18 лет, поняв, что отец ни за что не смирится с ее мечтами о сцене, ушла из родительского дома, громко хлопнув на прощание дверью. То, что в ее талант танцовщицы никто не верил, юную бунтарку не смущало ни в малейшей степени. Вырвавшись на свободу, она верила: год-два упорных занятий, и лучшие театры Европы начнут предлагать ей самые выгодные контракты, зрители, аплодируя ее виртуозным па, разобьют себе ладони, и вся ее жизнь превратится в счастливую сказку.

Сказки не получилось. В 1924-м, гастролируя в Праге, Лени серьезно повредила колено. Сцену пришлось оставить…

Часть вторая. Путь наверх

Берлин. Лето 1924 года. Станция подземки. Люди, занятые своими проблемами, ожидают поезда, и ни одному из них нет дела до красивой, но очень печальной девушки, шагающей, чуть прихрамывая, по перрону. Лени, полностью погруженная в свои переживания, мало что замечает вокруг. Как вдруг…

«Вдруг» появилось в ее жизни в виде аккуратно наклеенной на стену афиши фильма «Гора судьбы». В анонсе сообщалось, что эта «картина Арнольда Фанка с Луи Тренкером в главной роли чрезвычайно эффектна, с потрясающими горными видами». Пробежав глазами напечатанные на плакате слова, девушка мгновенно поняла, по какой дороге ей следует отныне идти к счастью. Кино! Романтико-приключенческое «горное» кино, в котором прекрасные юноши, не убоявшиеся гнева коварных гномов, карабкаются по покрытым искрящимся снегом скалам, чтобы доказать прекрасным фройляйн свою великую любовь. Она должна, она простор обязана стать кинозвездой, для этого у нее есть все — красота, молодость, фотогеничность! И если не нашлось пока режиссера, готового сделать из нее кинодиву, это просто случайный недосмотр Провидения, который можно и нужно исправить. Тем более что осуществить задуманное совсем не сложно, достаточно лишь написать герру Фанку письмо, вложить в конверт несколько своих фотокарточек, и он сразу же предложит ей главную роль в лучшем из своих фильмов!

Запланированная мечта начала сбываться даже раньше, чем Лени того ожидала. Фанк согласился ее посмотреть и немедленно предложил роль в «Священной горе». Готовясь к натурным съемкам в Доломитовых Альпах, начинающая кинозвезда была счастлива. Она предвкушала: скоро весь огромный зал Уфа-дворца берлинского зоопарка будет стоя приветствовать ее — Лени Рифеншталь, киногероиню, киноальпинистку, супер-знаменитость!

Съемки начались, и в первый же день стало понятно: чтобы тобой несколько минут любовались на экране, приходится день за днем лазать по отвесным скалам, часами сидеть по шею в снегу, «легко» бегать на лыжах, терпя мучительную боль в недавно прооперированной ноге и сохранять при этом счастливое лицо.

Лени преодолела все: ломоту в ноге, страх, смертельную усталость. Преодолела самое себя. Научилась улыбаться, когда хочется плакать. Разорвала помолвку с Отто Фройцхаймом, олицетворявшим тогда для нее идеал настоящего мужчины. И позже, давая интервью после премьеры фильма, говорила корреспондентам: «Горы дали мне потрясающее чувство свободы. Помню, когда забралась на вершину, я испытала ни с чем не сравнимое счастье». Причем эта заранее заготовленная и отрепетированная фраза каждый раз слетала с ее губ настолько просто и искренне, что ей верили…

Часть третья. Идущая своей дорогой

Берлин. 1929 год. Павильон, где Йозеф фон Штернберг снимает «Голубого ангела». На съемочной площадке Марлен Дитрих и Лени Рифеншталь. Дитрих, очень недурно себя чувствующая в положении первой фройляйн германского кино, не собирается уступать лидерства никому, и уж тем более «этой выскочке, снявшейся в пяти-шести второсортных картинах и возомнившей себя примой».

Лени, за которой Штернберг ухаживает не менее усердно, чем за Марлен, накануне дала ему недвусмысленно понять, что и без него найдется немало режиссеров, готовых вылепить из нее настоящую звезду, искоса поглядывает на партнершу. Она ожидает скандала, и он разражается. Дитрих, не сдержав раздражения, поворачивается к ненавистной сопернице спиной, задирает юбку, приспускает панталоны и показывает ей свои мягкие места во всей их неприкрытой красе. «Марлен, не будь свиньей!» — кричит взбешенный Штернберг. Съемочный день сорван. И, возвращаясь на студийном авто домой, Лени знает одно: хватит плясать под чужую дудку, пора начинать снимать самой. Первое, что следует сделать незамедлительно, — сесть и написать давно уже сложившийся в голове сценарий «Голубого света»…

Премьера «Голубого света» состоялась в марте 1932-го. Первой режиссерской работе Лени Рифеншталь рукоплескали Берлин, Венеция, Лондон. Кинокритики, стараясь превзойти друг друга в восторженности эпитетов, восхваляли и сценарий, и световое решение картины, и умение дебютантки добиться на экране эффекта полного правдоподобия и сочувствия к главной героине, мечтающей найти в горах «голубой кристалл» — залог удачи и счастья.

Последняя сцена фильма, вызывавшая у зрителей потоки слез, была снята пронзительно сентиментально, что полностью соответствовало тогдашним представлениям немцев о хорошем кино. Успех стал оглушительным. Оставалось его закрепить, получить в руки не мифический, но вполне реальный и ощутимый залог удачи. А дать его ей, по мнению Лени Рифеншталь, мог только один человек в мире. Адольф Гитлер.

Часть четвертая. Мужчина и женщина

Берлин. Февраль 1932 года. Дворец спорта. Многотысячная толпа, охваченная единым порывом во что бы то ни стало вывести страну из нищеты и безработицы. На трибуне харизматичный лидер, вожак, исступленно вещающий: «Нация, которая не поддерживает высокий уровень расовой чистоты, — погибнет!»

Среди кричащих, радующихся приближению прекрасного будущего людей — молодая чистокровная арийка. Режиссер. Киноактриса с узнаваемым лицом. Лени Рифеншталь. Она уверена, если написать фюреру: «Герр Адольф, я благодарна вам. Я восхищаюсь вами. Я хочу встретиться с вами», он откликнется.

Так и случилось. Стала ли она его любовницей? Почему нет? Почему да? Какая разница! Гитлер настаивал: «Снимите для меня документальный фильм!» Она смотрела на него и прикидывала, в каком ракурсе его истовое, неулыбчивое лицо, довлеющее над сотнями марширующих по «Зеппелин фельд» эсесовских каре, будет казаться на экране особенно сильным. Решение было принято, и ответ сформировался сам собой: «Да, герр фюрер. Потому что и в искусстве, и в жизни мне кажется важным стремление к идеальному человеку. Если мир откажется от стремления к совершенству, это будет равносильно самоубийству».

Так появился замысел «Триумфа воли», картины, в которой фюрер был представлен не человеком, но божеством, требующим поклонения и беспрекословного подчинения. Уже во время монтажа фильма по Берлину поползли слухи, будто бы большая часть отснятых 30 кинокамерами пленок во время монтажа была безнадежно испорчена и, чтобы спасти положение, нацистские бонзы должны были заново повторять свои пламенные речи перед пустым залом. Возможно, все происходило именно так. Но, что бы ни осталось за кадром, на экраны вышел фильм-символ, фильм-откровение, фильм-призыв, снятый до такой степени талантливо и неординарно, что коллеги, взревновав, люто возненавидели Рифеншталь.

Фюрер, узнав, что снятая Лени великая по силе убедительности киноагитка получила приз на французском кинофестивале, предложил ей сделать еще одну картину. К «Олимпии» Лени готовилась еще более тщательно, чем к «Триумфу». Обговаривала с кинооператорами каждое движение спортсменов. Распорядилась вырыть ямы под планкой, которую предстояло преодолевать прыгунам с шестом, чтобы, снимая снизу, можно было запечатлеть тела атлетов в парении. Придумала подвесить к воздушным шарам маленькие камеры, чтобы снять стадион с высоты птичьего полета. Подготовила специальную аппаратуру для подводных съемок в бассейне.

Все приготовления делались с единственной целью — показать миру юных германских полубогов, уверенно побеждающих во всех состязаниях. Лени знала, что снимет еще один выдающийся фильм и уже предвкушала момент, когда, благодаря ее за прекрасную работу, фюрер произнесет несколько фраз о ее гениальности, о ее вкладе в германское киноискусство. Но, как только стартовала Олимпиада 1936 года, все пошло наперекосяк. Четыре золотые медали завоевал чернокожий Джесси Оуэнс, и установленные в яме для прыжков камеры отсняли не прекрасное арийское тело, а взлетающую над планкой фигуру могучего негра.

Гитлер был возмущен, но молчал. Время в открытую говорить о «недочеловечности» неарийцев еще не пришло…

Часть пятая. Крушение надежд

Сентябрь 1939 года. Польша. Сотрудники кинокомпаний, призванные с началом Второй мировой в действующую армию в качестве военных корреспондентов, с немецкой скрупулезностью и тщательностью отснимают каждый победоносный шаг германских воинов. Лени Рифеншталь, придя в ужас от убийства солдатами вермахта польских гражданских лиц в городе Конские и забросав жалобами соответствующие инстанции, считает себя вправе отказаться от дальнейшей работы и вернуться в Берлин. Шаг открытого неповиновения сошел «бунтарке» с рук. В это время ей многое сходило с рук, даже своевольное приглашение на прием к Гитлеру Лотты Эйснер, которая не только не скрывала своих левых убеждений, но и была к тому же еврейкой.

Неделю за неделей ситуация развивалась в полном соответствии с намеченными Лени планами. И тем более страшным стал для нее момент, когда жизнь дала на полном ходу сбой. Год 1944-й. 1945-й. Суд. Четыре года тюрьмы. Освобождение. Обструкция. Полная невостребованность. Невозможность заниматься тем единственным, что она умела делать и чего желала. Эмиграция. Постепенное понимание страшной истины: отныне ее роль в жизни сводится к понятию «отверженная».

Прозябание в убогой мюнхенской мансарде и ограничение общения до уровня вечерних бесед со стареющей матерью довели экс-первого режиссера германского кинематографа до клиники для умалишенных. За толстыми стенами психушки катилась настоящая жизнь, где Лени Рифеншталь места не было …

Часть шестая. Эпизоды

1955 год. Кения. Лишь бросив все и уехав в Африку, Лени понимает: не все еще кончено. Жизнь продолжается. И начинает снимать на фотокамеру черную красоту — нубийцев, живущих в первозданной простоте и невинности. Ее воплощенные в снимках впечатления идут нарасхват — Stern, The Sunday Times Magazine, Paris Match, L'Europeo, Newsweek, The Sun готовы платить хорошие деньги за право опубликовать фоторепортажи об обрядах племен масакинов, нуба-кау, масаи и шиллуков.

«Я смотрела на черные лица в обрамлении белых тканей, на высокие, будто оторванные от земли тела... Мне открылся мир красоты и свободы. Нубийцы показались мне самыми счастливыми людьми из всех, кого создал Господь», — рассказывает она по возвращении из Африки журналистам. И, выслушав ее, корреспонденты дружно пишут о желании «первого кинорежиссера Третьего рейха отмыться от скандальной славы» и о том, что «престарелая немецкая секс-бомба не прочь провести несколько минут в кустах с дикарем, которого совсем еще недавно считала недочеловеком». Но теперь Лени на это наплевать. Она снова работает, причем рядом с ней замечательный молодой кинооператор Хорст Кеттнер, влюбленный в нее настоящий мужчина, которому безразличны не только скандальные публикации, но даже их сорокалетняя разница в возрасте.

1964 год. Южный Судан. Авиакатастрофа. Вертолет, в котором Рифеншталь вместе с режиссером Рэем Мюллером летит к месту очередных съемок, потеряв управление, несколько раз переворачивается в воздухе и падает с 15-метровой высоты. О чем думалось, что вспоминалось ей, беспомощно лежащей со сломанными ребрами на земле, она не скажет впоследствии ни полслова. Но, оставшись в живых, окончательно уверует в одно: впереди у нее немало времени, а значит, можно многое успеть.

1971 год. Коста-Рика. Группа дайверов — членов Гринпис погружается в глубины океана, живущего по собственным, не зависящим от человеческих желаний и настроений законам. Среди них — женщина-фотограф, проставившая в графе «возраст» «48 лет» в надежде, что никому не придет в голову заподозрить ее в обмане.

Красивое тренированное тело и поддерживаемое усилиями пластических хирургов лицо делают свое дело — о 70-летии фрау Рифеншталь не знает никто, кроме ее спутника Хорста Кеттнера. День за днем, погружаясь, Лени открывает для себя новую красоту, не связанную с рельефными, играющими под человеческой кожей бицепсами и трицепсами. «Только под водой я по-настоящему счастлива, — говорит она каждому, кто хочет ее слушать. — Я чувствую, что становлюсь другим человеком. Даже акулы не могут остановить меня».

Благодаря этому растянувшемуся на тридцать без малого лет счастью мир увидел новый документальный фильм Рифеншталь «Подводные впечатления» и ее фотоальбомы «Коралловые сады» и «Чудо под водой».

2001 год. Санкт-Петербург. Кинофестиваль. Показ «Триумфа воли». Награждение скандального фильма главным призом — «Золотым кентавром». Шквал негодования общественности. Журналисты, выстраивающиеся в очередь, чтобы взять интервью у женщины, которую принято называть «личным режиссером Гитлера». No comments…

Часть седьмая. Fin

2002 год. Отель на берегу Штарнбергерзее. Более ста гостей, приглашенных на столетие Лени Рифеншталь, оживленно болтают, лакомясь копченой рыбой, уткой в трюфельном соусе и шампанским. Юбилярша, вышедшая к гостям в платье со смелым разрезом, прихлебывает из своего бокала, курит и охотно позирует перед камерами в обнимку с шестидесятилетним мужем. По всему видно — разменяв вторую сотню лет, она не собирается подводить итоги.

Если бы кто-то сообщил ей в этот день, что ее срок — один год и две недели — уже определен, она, скорее всего, ответила бы предсказателю: «Чушь! Сценарий жизни, который я написала, рассчитан на века!» И была бы по-своему права…

Дата публикации: 24 марта 2018