Зоя Клусакова Свободова (в центре) и дочь генерала армии Ватутина Елена Николаевна

Заняв после освобождения Чехословакии от фашистов должность министра национальной обороны, Людвик Свобода в 1948 году фактически поддержал коммунистов, заявив президенту Бенешу, что армия ни при «каких условиях не пойдет против народа». Вскоре после этого он вступил в коммунистическую партию, был избран депутатом Национального собрания. Однако слишком самостоятельный генерал плохо вписывался в новую государственную систему и вскоре был отправлен в отставку. О послевоенной судьбе своего отца — крестьянина по рождению, солдату по призванию и президента по должности рассказывает дочь лидера не существующей сегодня Чехословакии Зоя Клусакова Свободова.

Пани Зоя, не могли бы вы рассказать немного о себе и о своей матери? И что это значило — быть ребенком в семье президента?

Когда закончилась война, мне было 20 лет. Если говорить именно о моем восприятии, то война началась для меня в сентябре 1938 года с мюнхенского сговора, мне тогда было 13 лет. Не прошло и года, и отец эмигрировал в Польшу, чтобы продолжать борьбу. Я осталась с мамой и братом Мирославом, который был на полтора года меня старше.

Два года спустя мама приютила четверку чехословацких парашютистов, которые прятались у нас дома с рацией. Так мы с братом стали им помогать. Один из самых драматичных моментов, которых, впрочем, было много, это когда к нам пришли двое гестаповцев (они искали полковника Свободу) и я должна была их отвлекать, заниматься ими, пока мама выводила с чердака находившегося там в это время парашютиста Риша, чтобы спрятать его в соседнем доме. Мне не было и шестнадцати.

И таких ситуаций у нас с братом было много. Когда о группе парашютистов в нашем доме стало известно, маме и мне удалось спастись от гестапо, и на протяжении трех с половиной лет нам помогали прятаться хорошие и отважные люди. К сожалению, гестаповцы схватили и казнили моего брата Мирослава, ему тогда было семнадцать. Та же участь постигла обоих братьев моей мамы, двоюродного брата, а в конце войны и бабушку — мамину маму, ей было 62 года, она попала в концлагерь Равенсбрюк. С лета 1942 года 15 наших родственников — по маминой и папиной линии — были арестованы и помещены в концлагерь в Сватоборжицах в качестве заложников с так называемым статусом «Э» (члены семей эмигрантов).

Когда я училась в аспирантуре в Москве, в ноябре 1952 года, отец был арестован. Это был процесс по делу группы Сланского, головы тогда летели во все стороны. Уже после его освобождения бабушка, его мама, а также его брат были объявлены кулаками и лишились родного дома, даже несмотря на то, что стояли у истоков сельхозкооператива в их деревне. Ко всему прочему мой супруг, Милан, во время войны три с половиной года находился в гестаповской тюрьме. Потом, будучи молодым юристом, он был личным секретарем Владо Клементиса, тогдашнего министра иностранных дел, пока его не сняли с должности и не казнили. Во время суда над ним муж находился в Москве (как и я), он был первым секретарем нашего посольства. Но как ранее работавшего с Клементисом его лишили должности и едва не выгнали из министерства.

Такой краткий экскурс в историю моей семьи дает небольшое представление о том времени, в которое жило наше поколение, времени, когда жизнь отдельного человека была в большей или меньшей степени наполнена драматизмом. После такой школы жизни пребывание в резиденции в Пражском граде уже не было чем-то волшебно-сказочным ни для моей мамы как первой дамы государства, ни для потомков самого президента — то есть меня и моих детей. Это был очередной вызов, пусть и другого рода.

Мама была деятельной и не хотела проводить впустую время в Пражском граде, поэтому она занялась так называемыми «деревнями SOS» для оставленных детей, которые не могли быть усыновлены из-за проблем со здоровьем. Она помогала пробивать этот проект, используя не только свой авторитет, но и финансы, и общественное объединение, которое этим занималось, получило прописку в Пражском граде. На ее счету много разных проектов гуманитарной направленности, причем все это она делала не ради какой-то популярности и тем не менее была действительно уважаемым и популярным человеком.

Какую роль в послевоенной опале вашего отца, а затем в его реабилитации сыграли события в СССР?

То, что происходило в Советском Союзе, не оказало непосредственного влияния на опалу моего отца. В его судьбе неблаговидную роль сыграл Бедржих Рейцин, который еще в конце войны стал по воле Якова Мехлиса начальником разведки и контрразведки чехословацкой армии, хотя отец считал, что эти функции не должны сосредотачиваться в руках одного человека. Бедржих Рейцин имел поддержку в руководстве компартии Чехословакии, и у него имелись тесные связи с советскими спецслужбами. Он был человеком очень способным, трудолюбивым, но в идейном плане фанатиком, что усугублялось мстительным характером.

Отец, напротив, выделялся своей демократичностью, терпимостью к чужим взглядам, готовностью к дискуссиям, стремлением убеждать, а не приказывать. После войны отношения Свободы, занимавшего тогда пост министра обороны, и Рейцина обострились, тот охарактеризовал моего отца как «главный тормоз» в деле реорганизации армии. Этот отзыв был доведен и до руководства компартии Чехословакии, и до советской разведки.

Бедржих Рейцин понимал реорганизацию по-своему и за время работы провел в армии настоящую чистку, в ходе которой пострадали лучшие кадры из числа тех, кто сражался против фашизма не только на Западном фронте, но и в Советском Союзе. Сам Рейцин в конце концов был отдан под суд и казнен в конце 1952 года.

Реабилитация отца произошла в 1954 году на Х съезде компартии Чехословакии главным образом благодаря Хрущеву, и произошло это весьма необычно, что, впрочем, было в духе тогдашнего советского лидера. Прилетев в Прагу, он сразу поинтересовался: «Где мой боевой товарищ, генерал Свобода?» Никто этого не знал, начались поиски. Отца, конечно, нашли и, срочно включив его в состав делегации Ждяра-над-Сазавой (он был депутатом именно в этом округе), привезли на съезд. А там Хрущев долго и тепло, даже несколько нарочито демонстративно с ним общался. В общем, механизм реабилитации сработал очень быстро, и вскоре Свободе уже предлагали на выбор любую должность. Отец сказал, что в политику не пойдет, и стал начальником офицерской академии в Праге.

Надо сказать, что руководство компартии Чехословакии все же не извлекло должных уроков из ХХ съезда КПСС. Тех, кто был несправедливо и жестоко репрессирован в 1948–1950-х годах, реабилитировали мало и неохотно. Как следствие, недовольство народных масс накапливалось, и это был один из факторов, приведших к Пражской весне 1968 года. Реабилитация в Чехословакии началась гораздо позже, чем в СССР, и, к сожалению, этот процесс так и не был тогда закончен из-за ввода советский войск и начала новых политических и партийных чисток.

Как Свобода относился к реформам Дубчека? Видел ли он в них покушение на социализм и угрозу альянсу с СССР?

Никакой угрозы он в них не видел. Напротив, он приветствовал программу демократизации существующей системы. Та система, которая была построена в стране, не всегда соответствовала представлениям о справедливости и гуманизме. Она слабо соответствовала той марксистской теории, которую изучали в институтах, уж позвольте мне как непосредственному свидетелю происходившего и человеку, изучавшему марксизм в советском вузе, высказать такое мнение.

Вопрос о демократизации системы был поставлен в самой коммунистической партии, а не поднят некими антикоммунистами. Тогда, наверное, времени для преобразований оказалось недостаточно. Может, и среди руководства оказались люди, не способные провести реформы в нужном ключе, порой пуская процесс на самотек, а порой допуская слишком эмоциональные высказывания. Возможно, что лидеры Пражской весны, начиная процесс демократизации, не приняли во внимание международную ситуацию, то, как события в Чехословакии будут восприниматься в других странах Варшавского договора. США и СССР в этот период вели переговоры о сокращении оружия массового уничтожения, и данное направление было для двух сверхдержав приоритетным.

Ссориться с Кремлем из-за Чехословакии Белый дом не собирался. Еще до начала Пражской весны Советский Союз безуспешно пытался убедить чехословацкое руководство в размещении на территории страны контингента своих войск, как это было, скажем, в ГДР или Польше. Но в ответ получал отказ. Реализовано это было как раз позже, после ввода войск, причем в масштабах гораздо больших, нежели планировалось изначально.

И вот на этом фоне в Чехословакии фактически началась «свобода слова», в средствах массовой информации зазвучали смелые речи, и все это, с одной стороны, обеспокоило Москву, а с другой — дало консервативному крылу нашей компартии возможность обвинить реформаторов в подрыве основ социализма.

Страны социалистического блока по-разному воспринимали события в Чехословакии: ГДР, Польша, Болгария — категорически отрицательно, Венгрия и Румыния — с пониманием. Когда в Варшаве должна была состояться вторая встреча лидеров стран Варшавского договора по ситуации в Чехословакии, Дубчек отказался в ней участвовать, заявив, что ему нечего добавить к тому, что уже было сказано на предыдущей встрече. Людвик Свобода не соглашался с такой позицией, полагая, что надо пользоваться любой возможностью для прояснения отношений. Но он был «всего лишь» президент, «всего лишь» глава государства, который по тогдашней Конституции политику в государстве не делал, потому что ее делала Коммунистическая партия.

Роковое значение имел и тот факт, что предупредительное письмо, которое послал Дубчеку Брежнев, не было своевременно рассмотрено партийным руководством, о нем «вспомнили» только после появления на территории страны войск Варшавского договора, 21 августа.

Поражение Пражской весны стало поражением не только Чехословацкой компартии, но и всего соцлагеря. Лозунг «социализм с человеческим лицом» звучал для догматиков не по-марксистски, но выражал то, каким бы люди хотели видеть социализм. После ввода войск Варшавского договора в Чехословакию и ареста видных политиков, в условиях не функционирующего парламента и других государственных структур, президент по Конституции оставался единственным лицом, отвечающим за государство.

Президент Людвик Свобода, как верховный главнокомандующий, не стал призывать к сопротивлению, понимая его бессмысленность в военном отношении. И конечно, он не мог представить, как можно бороться с теми, кто в войну был его товарищем по оружию. Дико, что славяне могли бы убивать друг друга из-за ошибок наших политиков...

Он отверг предложение консервативных политиков установить революционное правительство партии рабочих и крестьян и решил встать на путь переговоров. Настоял на возвращении домой арестованных в СССР чешских политиков (Дубчека, Черника, Смрковского, Кригла) и добился, чтобы они снова приступили к выполнению своих обязанностей. Он выбрал компромисс, подписав так называемый Московский протокол, предусматривавший присутствие в стране дополнительных воинских контингентов, прикрывавших границу со странами НАТО.

Для моего отца не были характерны демонстративные жесты. Я думаю, лучше всего о его жизненном кредо можно судить по радиообращению в связи с фактом самосожжения студента Яна Палаха: «Как солдат я могу оценить самопожертвование и личную отвагу Яна Палаха. Как президент и гражданин нашей республики я, однако, не могу скрыть, что не согласен с тем, что именно таким образом отстаиваются политические взгляды... Я часто смотрел смерти в лицо. И считаю, что самый большой долг гражданина заключается в том, чтобы посвящать служению Родине каждый час, каждый день своей жизни».

Нужно осознавать, что Людвик Свобода после долгого отсутствия в политике при коммунистах был избран президентом в результате тайного голосования. Впрочем, в отличие от предыдущих лет, во время Пражской весны, функции президента были отделены от функций генерального секретаря компартии. Президент даже не являлся членом ЦК партии, не говоря о политбюро.

Какую позицию занимал Свобода после отставки реформаторов? Чем эта позиция объяснялась?

Он с самого начала верил, что удастся хотя бы частично реализовать программу демократизации общества. Но надежда не оправдалась. Верх в руководстве партии взяли консервативные силы, которые постепенно заморозили атмосферу на политической сцене. Проведя так называемую чистку, которая касалась прежде всего партийных кадров, они ослабили интеллектуальный потенциал партии. В Чехии этот процесс происходил в более резких формах, чем в Словакии, где он был в некоторой степени формальным. Они просто исключили определенный процент членов из парторганизаций, которые в результате этого имели и профессиональные проблемы.

Результатом чистки стало то, что многие хорошо образованные и знающие специалисты оказались вплоть до 1989 года выбиты из профессиональной сферы, став кочегарами, подсобными рабочими и пополнив собой ряды диссидентов.

В том, что происходило, нельзя винить только Москву. Прежде всего это была ситуация внутренняя. И Свобода не мог практически в одиночку противостоять тому процессу, который захватил тогда чехословацкую компартию. Формально он стал членом руководства партии, но решать что-то не мог. Кроме того, в партию он вступил после февраля 1948 года, никогда не занимал никаких партийных постов, то есть вообще был чужим для партаппарата.

Его представления о том, что хотя бы частично удастся реализовать программу демократизации (что допускал при разговорах в Москвe даже Леонид Брежнев), потерпели крах. Он переживал, что не были доведены до конца реабилитации. Вскоре партаппарат во главе с новым генеральным секретарем Густавом Гусаком начал проводить авторитарную политику, подрывая позиции президента. Идеологическая комиссия даже запретила публиковать мемуары моего отца, поскольку многое в этих воспоминаниях не вписывалось в их догматическую интерпретацию истории. Поэтому было запрещено повторное издание первой части и первое издание новой, второй. Отец дальше ими не занимался. Лишь после 1989 года я издала полностью его мемуары и военный дневник.

Команда советников президента, собранная в результате выборов, оказалась распущена. Отец не хотел избираться во второй раз, но его убедил председатель президиума СССР Подгорный, который специально для этого приезжал в Прагу. Мы с мужем обвиняли себя в том, что недостаточно поддержали отца в этом противостоянии. Возникшая ситуация очень угнетала его, сказалась на здоровье, он заболел. Подал в отставку, которую Густав Гусак, генеральный секретарь партии, не принял, так как почва для объединения двух функций — главы государства и генсека — им подготовлена еще не была. Так что отец продолжал быть президентом, но только формально, жил в своем доме, а не в президентской резиденции. Вновь власть сосредоточилась в одних руках, как это и предполагалось принципом «единственной руководящей партии».

Как сограждане относились к Свободе? Как изменилось это отношение после событий 1968 года?

Отношение большинства граждан к Свободе не изменилось, если говорить о тех, кто считал необходимым придерживаться «политики здравого смысла». Хотя и раздавались отдельные голоса завсегдатаев кабачков, не соглашавшихся с подписанием Московского протокола, «потому что против советских оккупантов следовало бы бороться». В то время в обществе началась критическая переоценка всего периода «коммунистического режима».

В Чехии есть поговорка о том, что нельзя выплескивать из ванны вместе с водой и ребенка. После революции 1989 года вместе с критикой прежнего режима стали переосмысливать и опыт Второй мировой войны. Этому поспособствовали не только политики, но и средства массовой информации, которые не зря именуют «четвертой властью».

Так что торжества в память Победы над фашизмом становились все более камерными, основной акцент стал делаться на мероприятиях, скажем, в Пльзене, городе, в который первой вошла американская армия — правда, уже после того, как он был освобожден восставшими жителями.

Преподавание истории в школах предпочитают свести к минимуму, и если люди постарше еще помнят, как и что происходило во Вторую мировую войну на самом деле, либо знают это от своих дедов и родителей, то знания молодежи можно назвать в лучшем случае весьма поверхностными. Да и не только молодежи эта проблема. Это проблема общества.

Как оценивают Свободу в Чехии сегодня? Как его оценивают в Словакии?

В Восточной Словакии, в городе Свидник, 4 октября 1989 года была установлена большая, больше натуральной величины, статуя Людвика Свободы. Здесь в 1944 году в ходе Карпатско-Дуклинской операции погибло огромное число советских солдат и воинов Чехословацкого корпуса, огромное число было ранено.

Годовщины этих событий отмечаются здесь достаточно масштабно, торжества проходят как у мемориалов павших советских солдат и солдат Чехословацкого корпуса, так и у памятника Людвика Свободы. На них неизменно съезжается много людей со всей Словакии, всегда присутствуют официальные делегации и президент Словакии, а вот численность чешской официальной делегации после 1989 года минимальна.

Оставить право отмечать годовщины Дуклинской операции исключительно за Словакией — это жест, весьма характерный для современной Чехии. Фактически мы наблюдаем попытку стереть из подсознания общества опыт и память о Второй мировой. Очевидно стремление перекрасить прошлое в актуальные политические цвета. Поэтому и о такой личности, как Людвик Свобода, вспоминают все меньше.

Были и попытки некоторых, так сказать, «историков» очернить имя Людвика Свободы, для чего выдумывались совершенно абсурдные вещи вроде того, что он был агентом НКВД. Искаженно преподносилась информация о нем самом, его таланте военачальника, а его поведение в 1968 году трактовалось не иначе как измена, потому что «против оккупантов» нужно было бороться. Такая подача была в духе общего желания критиковать все, что хоть как-то связано с прошлым режимом. При таком подходе нет места для признания заслуг военного и послевоенного поколения, всех тех, кто достиг успехов в экономике, науке, культуре, образовании общества и т. д., но имел несчастье делать это во времена политически и идеологически неправильного, утопического режима.

Серьезные аналитики смотрят на подобные тенденции с иной точки зрения. Это проявление общей политической ситуации, шлифовка взглядов на историческое развитие, отражающая сегодняшний как позитивный, так и негативный опыт. Взгляды отдельных слоев, групп общества отличаются очень сильно. Но громче всех о своих позициях заявляют журналисты, публицисты — те, кто стремится повлиять на общественное мнение.

Дата публикации: 22 июня 2015