Александр Иванович Куприн

В этом году исполняется 83 года с того дня, как ушел из жизни выдающийся русский писатель Александр Иванович Куприн. В наше не совсем благоприятное для творчества время его принято причислять к писателям так называемого «второго ряда». Вопиющая несправедливость! Его романами, повестями и рассказами взахлеб зачитывались в минувшем ХХ веке. Они были злободневными и – одновременно! – написанными на вечные времена, ибо героями его произведений были – люди. Мужчины и женщины, дети и старики, юноши и девушки. И одним из его самых ярких героев стал... японский шпион! Вы, конечно, догадались, что речь идет о штабс-капитане Рыбникове.

…В стране назревала война. Тяжелая и непопулярная. Российская империя загнивала, бал правила коррупция. В итоге процесс стал перерастать в революционную ситуацию. Этого следовало избежать любой ценой! Именно тогда прозвучало знаменитое выражение – «маленькая победоносная война». Вот как об этом вспоминал в своих мемуарах бывший премьер Сергей Юльевич Витте: «Когда Куропаткин покинул пост военного министра и поручение ему командования армией еще не было решено, он упрекал Плеве, что он, Плеве, был только один из министров, который эту войну желал и примкнул к банде политических аферистов. Плеве, уходя, сказал ему: “Алексей Николаевич, вы внутреннего положения России не знаете. Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война”. Вот вам государственный ум и проницательность...» Правда, Вячеслав Константинович Плеве, служивший тогда министром внутренних дел, похоже, «списал» это выражение у государственного секретаря Джона Мильтона Хея, который еще в 1898 году писал президенту США Теодору Рузвельту по поводу испано-американской войны: «Это должна быть блестящая маленькая война». Так что и тут государственным деятелям Российской империи не хватило самостоятельности, и они, словно гимназисты, прибегли к списыванию.

Но не только стремление снизить революционный потенциал населения страны послужило причиной разразившейся Русско-японской войны. Веками дремавшая Империя восходящего солнца в конце 60-х годов XIX века очнулась и невероятными темпами стала наращивать экономику, что привело к расширению ее международных связей и в итоге – к политике неудержимой экспансии. И это не могло не обеспокоить императора Николая II, который придавал большое значение развитию Дальнего Востока и укреплению влияния России в Восточной Азии. Однако все предпринимаемые усилия оказались маломощными, а высшие государственные чиновники пребывали в уверенности, что маленькая Япония побоится вступить в открытую схватку с гигантской Россией.

Как они ошибались! Япония методично готовилась к большой войне на всех направлениях. Основное внимание уделялось флоту. Как сообщают специалисты, броненосный флот Японии был готов к войне уже в 1903 году. Он состоял из более чем 70 боевых кораблей основных классов, среди которых было 6 эскадренных броненосцев, 6 броненосных крейсеров, 12 крейсеров, около 50 миноносцев и эскадренных миноносцев, а также другие корабли. Противостоящий ему Тихоокеанский флот насчитывал на 10 судов меньше, а именно: 7 эскадренных броненосцев, 4 броненосных крейсера, 7 крейсеров, примерно 40 миноносцев и эскадренных миноносцев, а также другие корабли. Но не дремали и сухопутные войска, совершенствовавшие стратегию и тактику в войне с Китаем, но особенную старательность в учебе и практической деятельности проявила разведка Генерального штаба.

В то же время русский генералитет, пребывая в чрезмерной уверенности в своих силах, полагал, что театр вероятных военных действий в Маньчжурии является второстепенным. Жестокая ошибка обошлась России слишком дорого…

К началу Русско-японской войны Александр Иванович Куприн был уже не просто известным – знаменитым писателем! Россия зачитывалась «Молохом», «Олесей», «Белым пуделем», а «Поединок» принес ему славу – настолько точно, правдиво и беспощадно он изобразил российскую армию и ее пороки. Автору этих строк доводилось слышать оригинальные оценки повести из уст советских офицеров конца 80-х годов прошлого века: «Это и про нас тоже».

Ни одного «детектива» или остросюжетного «шпионского» произведения в «активе» Куприна не было ни до, ни после «Штабс-капитана Рыбникова», опубликованного в 1906 году. Хотя подобная тема иногда проскальзывала на третьем плане. Так, в «Поединке» герой повести подпоручик Ромашов, намеревающийся поступить в Академию Генерального штаба, рассуждает о себе в третьем лице: «Нет, до войны Ромашов поедет военным шпионом в Германию. Изучит немецкий язык до полного совершенства и поедет. Какая упоительная отвага! Один, совсем один… Кругом вечная опасность».

Как мы знаем, у Ромашова ничего не вышло, мало того, его жизнь трагически и бессмысленно оборвалась. А вот у другого героя Куприна, штабс-капитана Рыбникова, – получилось! Получилось и у Куприна: сам автор назвал этот небольшой рассказ лучшим своим произведением. И в этом трудно не согласиться с ним.

Формальным толчком к гениальному созданию образа отважного шпиона послужило, как ни странно, самое банальное, случайное знакомство писателя с настоящим штабс-капитаном по фамилии Рыбников: «Маленький бесформенный нос сливой, редкие, жесткие черные волосы в усах и на бороденке, голова, коротко остриженная, с сильной проседью, тон лица темно-желтый от загара… Что-то чрезвычайно знакомое, но такое, чего никак нельзя было ухватить, чувствовалось в этих узеньких, зорких, ярко-кофейных глазках с разрезом наискось, в тревожном изгибе черных бровей, идущих от переносья кверху, в энергичной сухости кожи, крепко обтягивавшей мощные скулы, а главное, в общем выражении этого лица – злобного, насмешливого, умного, пожалуй, даже высокомерного, но не человеческого, а скорее звериного, а еще вернее, – лица, принадлежащего существу с другой планеты».

Портрет японского шпиона списан с реального штабс-капитана Рыбникова, воспитанника Омского кадетского корпуса, служившего в Сибири и раненного в боях под Мукденом. Писатель познакомился с ним в декабре 1905 года, вскоре после возвращения из Балаклавы, в одном из ресторанчиков с громким именем «Капернаум» (таких в Петербурге было несколько), где он был завсегдатаем, и который, скорее всего, располагался в доме на Владимирском проспекте, 7, угол Кузнечного переулка. Некоторые исследователи утверждают, что именно царившая в России времен войны с Японией шпиономания подтолкнула Куприна к написанию этого рассказа. Однако это слишком примитивное объяснение. «Творческая лаборатория» настоящего писателя – вещь гораздо более тонкая, и внешние причины лишь побуждают его к построению глубоко осмысленных психологических образов не сиюминутного характера, но остающихся в сознании читателей-современников и книгочеев последующих поколений на долгие годы.

Вчитайтесь внимательно в купринские строки – и перед вашим взором непременно встанут картины, нередко повторяющиеся в современных фильмах (вспомним хотя бы «Мертвый сезон» Саввы Кулиша), в остросюжетных психологических романах, да и во все чаще появляющихся в СМИ рассекреченных материалах спецслужб. Однако рассказ «Штабс-капитан Рыбников» прежде всего – глубоко психологическая детективная история. А что касается шпиономании того времени, повода, толчка, вызвавшего движение авторской мысли, то в этом случае будет к месту вспомнить ахматовские строки: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…»

Однако вернемся к Русско-японской войне и к предшествовавшим ей событиям. Как уже говорилось выше, Япония бурно развивалась, готовясь установить если не мировую, то уж, во всяком случае, региональную гегемонию. Это не могло не обеспокоить Россию. Япония воевала в Китае, неоднократно «обижала» Россию в «корейском вопросе». Кроме того, в 1902 году она заключила военный договор с Великобританией и начала активную подготовку к войне с Россией, заручившись к тому же поддержкой и помощью США.

«Японская опасность» ощущалась в России давно. Исследователи утверждают, что ни в Европе, ни в США, а только в России миф о Японии как о «желтой опасности» стал явлением «высокого искусства». Владимир Соловьев, выдающийся русский мыслитель, мистик и поэт написал в конце XIX века стихотворение «Панмонголизм»: «От вод малайских до Алтая вожди с восточных островов у стен поникшего Китая собрали тьмы своих полков.

Как саранча, неисчислимы и ненасытны, как она, нездешней силою хранимы, идут на север племена. О Русь! забудь былую славу: орел двухглавый сокрушен, и желтым детям на забаву даны клочки твоих знамен». А в «Краткой повести об Антихристе» он же в 1900 году писал: «Подражательные японцы, с удивительною быстротою и успешностью перенявши вещественные формы европейской культуры, усвоили также и некоторые европейские идеи низшего порядка. Узнав из газет и из исторических учебников о существовании на Западе панэллинизма, пангерманизма, панславизма, панисламизма, они провозгласили великую идею панмонголизма, т. е. собрание воедино, под своим главенством, всех народов Восточной Азии с целью решительной борьбы против чужеземцев, т. е. европейцев».

Так что антияпонские настроения были «приготовлены» задолго до начала войны, а с ее приближением стала возникать и шпиономания. Но была ли она беспочвенной? Обратимся к одному весьма любопытному изданию. Сборник документов под названием «Японский шпионаж в царской России» под грифом «секретно» в 1944 году выпустило Главное управление НКВД СССР. Первый документ этого сборника датируется 25 августа 1898 года. В нем сообщается, что «17 числа сего же месяца арестован в Порт-Артуре японец, выдающий себя за коммерческого агента Фуну Хара; он задержан во время черчения карты города с нанесением батарей и расположения орудий; при нем, между прочим, найдена карта Восточной Азии японского издания и подробная программа для собирания на Квантуне сведений военно-политического характера». И подобных документов в нем содержится около полусотни.

А семь лет спустя военный следователь полковник Огиевский докладывал генерал-квартирмейстеру при русском главнокомандующем: «Борьба со шпионством не может вылиться в шаблонные формы, так как японцы, очевидно, постоянно меняют свои приемы, приспособляя их к условиям данного места и времени, и потому описание удачных случаев задержания шпионов может служить лучшим руководством правильной борьбы с ними. Искоренить шпионов только при помощи наемных агентов нельзя. Успешное разрешение этого вопроса возможно только при вдумчивом и участливом отношении к нему всех чинов армии».

Но, похоже, как раз «вдумчивого и участливого отношения» и не хватало у «широкой общественности» и российских чиновников – цивильных и военных. Безалаберность во время войны царила вопиющая. Ей и пользовались японские агенты типа штабс-капитана Рыбникова: болтливые офицеры и чиновники, разнузданные газетчики, продажные политиканы и многие другие становились добычей японских шпионов. А было их – по мнению российских контрразведчиков – только в Петербурге не менее пяти сотен. Вот как рисует Куприн в своем рассказе действия подобного шпиона:

«Повсюду: на улицах, в ресторанах, в театрах, в вагонах конок, на вокзалах появлялся этот маленький, черномазый, хромой офицер, странно болтливый, растрепанный и не особенно трезвый, одетый в общеармейский мундир со сплошь красным воротником – настоящий тип госпитальной, военно-канцелярской или интендантской крысы. Он являлся также по нескольку раз в главный штаб, в комитет о раненых, в полицейские участки, в комендантское управление, в управление казачьих войск и еще в десятки присутственных мест и управлений, раздражая служащих своими бестолковыми жалобами и претензиями, своим унизительным попрошайничеством, армейской грубостью и крикливым патриотизмом. Все уже знали наизусть, что он служил в корпусном обозе, под Ляояном контужен в голову, а при Мукденском отступлении ранен в ногу… Его суетливая и нервная развязность, его запуганность, странно граничившая с наглостью, его глупость и привязчивое, праздное любопытство выводили из себя людей, занятых важной и страшно ответственной бумажной работой… Против воли и, конечно, небрежно ему даже отвечали на его назойливые расспросы о течении военных событий… Просто-напросто, по-человечески, хотелось его успокоить, осведомить и ободрить, и оттого с ним говорили откровеннее, чем с другими. Интерес его ко всему, что касалось русско-японских событий, простирался до того, что в то время, когда для него наводили какую-нибудь путаную деловую справку, он слонялся из комнаты в комнату, от стола к столу, и как только улавливал где-нибудь два слова о войне, то сейчас же подходил и прислушивался с своей обычной напряженной и глуповатой улыбкой».

Японская разведка не только наводнила своими шпионами столицу Российской империи, но и перенасытила ими театр военных действий на Дальнем Востоке, о чем и свидетельствует упомянутый выше сборник. Все это доказывало прекрасную выучку контингента японских разведывательных служб: в них трудились не только «одноразовые» агенты, наспех завербованные в прифронтовой полосе из числа местного китайского населения, но и высокие профессионалы. Императору Японии служили также разведчики высочайшего класса.

Летом 1902 года в Петербург прибыл из Парижа господин ярко выраженной восточной наружности. Это было отмечено сотрудниками столичного охранного отделения. Филеры также зафиксировали, что приезжий в тот же день встретился со студентом университета Уеда Сентаро, однако начальство не придало этому факту особого значения. И только через два года департамент полиции завел дело № 28 «О предосудительной против России деятельности японского полковника Акаши и его сотрудников Деканози, Зильякуса и др.».

Прибывший из Парижа господин восточного типа был военным агентом во Франции, из которой он и прибыл в Петербург. Акаши Мотодзиро закончил академию генштаба Японии, после чего служил в его разведотделе в Китае и во Франции. Не владея русским языком, он прекрасно обходился отличным знанием языков западных, что позволяло ему свободно общаться с представителями столичного высшего общества. Российская контрразведка засекла контакты японца с австрийскими и английскими резидентами, но особенно поразили ее регулярные встречи Акаши с ротмистром Николаем Ивановичем Ивковым, штаб-офицером по особым поручениям при Главном интендантстве военного министерства.

Как только 9 февраля 1904 года началась Русско-японская война, Ивков был задержан и допрошен. Его обвинили в разглашении государственной тайны и в нарушении присяги. Завербованный японцами офицер упорствовать не стал и признался в том, что передавал секретные материалы не только японцу, но и германскому военному агенту. Признался и в том, что передал полковнику Акаши секретнейший документ – мобилизационный план Главного штаба российской армии.

Осознав всю глубину своего падения, ротмистр Ивков в ожидании суда покончил жизнь самоубийством. А вот полковнику Акаши удалось ускользнуть от российского правосудия. Он осел в Вене, где продолжил успешно работать во вред Российской империи. Там он установил (точнее, продолжил) контакты с финским авантюристом Конни Циллиакусом (он же упомянутый в деле № 28 как Зильякус), с будущим «начальником Польши» правым социалистом Юзефом Пилсудским, с польским националистом Романом Дмовским и Георгием Деканозовым, кавказским националистом-эсером армянского происхождения, проходившим по делу № 28 как Деканози. Акаши снабжал их деньгами, отправлял на «стажировку» в Японию и вообще всячески использовал их в тайной борьбе против России.

Одновременно он старательно искал подходы к лидеру РСДРП(б), то есть к Владимиру Ильичу Ленину. С этой целью Акаши особенно активно использовал Гапона, которому удалось-таки склонить Ленина к сотрудничеству, хотя бы в теоретическом плане (см. статью Ильича «О боевом соглашении для восстания»). Историк Анатолий Уткин утверждает, что встреча Ленина с Акаши все-таки состоялась при посредничестве Веры Засулич. При этом он опирается на якобы сохранившееся в архивах донесение полковника Акаши в Токио. Вот его текст: «Коллеги-социалисты считают Ленина способным на ВСЕ методы борьбы для достижения целей. У меня о нем сложилось мнение как об искреннем человеке, лишенном эгоизма. Он пойдет на все ради своей доктрины, Ленин – это личность, способная вызвать революцию».

В рассказе Куприна штабс-капитан Рыбников предстает патриотом своей родины, готовым пойти ради нее на любые жертвы, впрочем, как и многие другие воевавшие на тайных и явных фронтах японцы. Страна восходящего солнца била огромного русского медведя, несмотря на то, что безвозвратные потери подданных микадо превысили аналогичные русские потери примерно на треть. К тому же пока что побеждающая Япония была крайне истощена и в экономическом плане, а Россия все еще обладала огромными резервами. Однако царское правительство решило идти на переговоры с противником – практически на его условиях.

Посредничество предложили Соединенные Штаты, во время войны активно поддерживавшие Японию. Переговоры начались 9 августа 1905 в Портсмуте (США). Уполномоченным Николай II назначил Витте, которому было дано указание ни в коем случае не соглашаться на контрибуции любого рода и не уступать ни пяди территории. Витте же был настроен совершенно противоположно: он понимал, что без контрибуций и территориальных уступок не обойтись.

Переговоры длились две недели. В итоге был подписан мирный договор, который большинство наблюдателей сочло исключительно выгодным для России – как для проигравшей стороны. В Японии же он вызвал крайнее недовольство и даже стал причиной массовых волнений, в ходе которых погибли семнадцать человек; более тысячи были ранены. Толпа разгромила в Токио две трети полицейских участков – за что, спрашивается, кровь проливали? Японцам не хватило таких значительных уступок российской стороны, как половина острова Сахалин (которая уже была оккупирована японцами), а также права на аренду полуострова Ляодун и Южно-Маньчжурскую железную дорогу.

Впрочем, Япония и по сей день не отказалась от территориальных претензий к России. Говорят, переговоры на эту тему идут и сейчас…

В крайне тяжелом для любых проявлений искусства 1991 году режиссер Роза Орынбасарова сняла фильм «Жертва для императора». Как правило, экранизации литературных произведений во многом, за нечастым исключением, проигрывают оригиналу. Фильм про штабс-капитана Рыбникова – совсем другой случай. «Шпионская» интрига в нем несколько изменена, однако сохранен глубокий психологизм, свойственный рассказу. Удивительно вписался в образ исполнитель главной роли Александр Спорыхин. Не столь широко известный актер проникся глубиной образа, а режиссерское мастерство дорисовало прекрасную картину. Я думаю, Александр Иванович Куприн остался бы доволен этой экранизацией. А читателям я рекомендую перелопатить Интернет и найти этот фильм. Он того стоит. 

Дата публикации: 27 сентября 2013