Со всех противоборствующих сторон погибло 9 996 769 военнослужащих, 7 470 814 – пропало без вести

В разгар лета, на исходе июля, мы будем вспоминать день начала Первой мировой войны. Предоставим разбираться в причинах ее начала, в глобальных итогах этой бойни и во всем масштабном ученым-историкам. А мы давайте вспомним о рядовых участниках этой войны (включая, конечно, в их число и господ офицеров), а также об их судьбах. И прежде всего подведем самый печальный итог всемирного побоища. Со всех противоборствующих сторон погибло 9 996 769 военнослужащих, 7 470 814 – пропало без вести. Ранения получили 18 189 277 солдат и офицеров. Пугает точность цифр, приведенных нашими современными дотошными исследователями. Да только вот потери в рядах мирного населения им вычислить никак не удается. А ведь считается, что только от голода и страшных эпидемий того времени погибло приблизительно (!) двадцать миллионов человек…

Смерть косила всех подряд, без разбора.

А сколько миллионов человек лишились своего отечества и были вынуждены прозябать в чужих странах? Около трех миллионов русских составили так называемую первую волну эмиграции. Да еще два миллиона покинули территории бывшей Российской империи – Бессарабию, Польшу, Прибалтику, Украину... Конечно, Вторая мировая переплюнула «достижения» вековой давности, но люди, люди – можно ли гордиться тем, что судеб во время первой великой войны было сломано меньше, чем в 1939–1945 годах?

КАК ЭТО НАЧИНАЛОСЬ

27 июля 1914-го Австро-Венгрия объявила войну Сербии. Три дня спустя в России была объявлена мобилизация. В ответ Германия потребовала от России немедленно прекратить это дело, а уже 1 августа объявила нам войну. За Россию вступились Англия и Франция, кайзеровская же Германия объявила войну французам. Немного помедлив, дотянув аж до 6 августа, вступила в войну с нами и Австро-Венгрия. Вслед за главными участниками во всемирную свалку стали ввязываться все новые и новые страны.

Дольше других воздерживались только Северо-Американские Соединенные Штаты, САСШ, как их тогда называли в России. Но и они к осени 1917 года решили вступить на тропу войны. Скорее всего, из боязни потерять лакомый кусок европейского пирога. Надо сказать, это им удалось, Америка потеряла «всего» 117 465 солдат.

Всеобщая бойня закончилась трагически – рухнули империи, исчезли с политической карты мира целые королевства, случился гигантский передел заморских колоний. Мир на земле кончился, двадцатый век прошел под обагренными кровью знаменами. А все тяготы борьбы за построение светлого будущего – как капиталистического, так и социалистического – легли на плечи простого народа.

ЛИЧНОЕ

«Первая империалистическая», как было принято называть ее некоторое время, коснулась и моей семьи, точнее, моих предков. Моего деда, Дмитрия Ивановича Седова, практически сразу забрили в солдаты. Представьте себе этого воина: взрослый мужчина 1883 года рождения, глава крепкого хозяйства в деревне неподалеку от Иваново-Вознесенска (в городе он многие годы работал на ткацких фабриках, а в 1905-м даже успел подраться на баррикадах с городовыми и казаками), родивший к моменту призыва четверых детей… На подходе было пятое дитя, моя мама, но появилась она на свет в сентябре, когда деда уже отправили на фронт.

Вместе с дедом под мобилизацию попало еще десятка полтора таких же мужиков лет за тридцать. Дед пользовался авторитетом у односельчан, чему и я стал свидетелем – естественно, много позже, в советские времена: его в деревне Клевцово уважительно называли Чапаем. Видимо, за склонность к авторитаризму.

И вот, рассказывал мне дед где-то в начале шестидесятых годов, они, вояки, решили, что помирать им в окопах ни к чему: у всех семьи, хозяйство, дома, скотина. Подумали немного да и постановили всем гамузом сдаться в плен. Акт, конечно, не патриотический. В какой-то степени оправдывало их то, что против них стояли не немцы, а австрияки, которые, со слов деда, хорошо понимали по-русски.

В плену с ними обращались хорошо, правда, голодновато было, но и сами австрияки не жировали. Конечно, на работу водили – дорогу строили. Так и прошло почти четыре года в полусвободном режиме. А когда в России революция случилась, дед вместе с мужиками решил вернуться домой.

Сказано – сделано. И пошли они в многострадальную Россию. Дед не очень любил вспоминать этот поход. Скорее всего, по той причине, что не всем им удалось добраться до дома. Вот что рассказывала мне моя мама, которой к тому времени было уже почти четыре года.

– Лежу я на полатях одна, свесив голову. Мама со старшими – Яковом, Николаем, Клавдией и Евгенией – работала на огороде или какими-то другими делами занята была. И тут в дом входит страшный, черный от грязи, небритый мужик в шинели. Я, конечно, перепугалась и заревела во весь голос. А этот тип и говорит: «Что же ты плачешь, дочка? Я ведь отец твой!» А я еще пуще в слезы. Тут с огорода прибежала мама – кто-то из односельчан сказал ей, что муж вернулся. Вошла она в дом и тоже заревела белугой. Но быстро взяла себя в руки и тут же принялась раздевать отца – догола. А сброшенную шинель, гимнастерку, галифе и подштанники тут же бросила в печь: это русское чудо в деревнях топили с утра – готовили завтрак, грели воду для помывки, томили молоко…

Впрочем, русская печь, как и устройство русского дома (точнее сказать – избы), требует отдельного рассказа. А тогда, вспоминала мама, ветхая одежда быстро занялась огнем и… зашевелилась! Пытаясь спастись от жара, полезли из тряпок насекомые, но ничего у них не получилось, и лопались они на угольях с легким потрескиванием. Потом мама сгребла из печи угли и золу, накидала туда чистой соломы и отправила деда в печь – мыться.

Да, мылись в русской печи, согнувшись в три погибели и пачкая иной раз плечи и руки сажей. Но жар в ней стоял отменный, сухой, такого не в каждой первоклассной бане добьешься. И дед долго смывал с себя грязь и пот военного времени. Было это весной 1918 года. Закончился дедов поход через пол-Европы и пол-России. Так и прожил он в Клевцове, практически никуда не выезжая, нарожав еще кучу детей и не дотянув всего лет трех до столетнего возраста.

ПАМЯТЬ О ВОЙНЕ

До сих пор кусаю себе локти, что не наговорился вдоволь с дедом: о, как много он мог бы рассказать о «Первой империалистической»! В середине семидесятых судьба занесла меня на несколько лет в Центральную группу советских войск в Чехословакии. Жил и работал я в поселке Миловицы – там расположился штаб ЦГВ и квартировала 15-я гвардейская танковая дивизия. На территории парка боевых машин 44-го танкового полка, входившего в состав дивизии, было… кладбище! Точнее говоря, парк боевых машин устроили на территории этого старого и полузабытого кладбища времен той самой Первой мировой. Были там русские могилы, греческие, когда-то на нем покоились французы, но гордые галлы уже после Второй мировой перенесли прах своих воинов на родину. Как-то там затесалась и парочка турецких надгробий.

Однако фишка была в том, что на этом кладбище среди танков было довольно много итальянских могил. Социалистическая Чехословакия неоднократно предлагала всем странам, солдаты которых обрели покой в чешской земле, перезахоронить их. Почему это не сделал СССР, вроде бы понятно: революция и Гражданская война затмили идеологическую память о Первой мировой. С турками тоже все вроде бы понятно, равно как и с малочисленными и бедными греками. Но итальянцы?

Впрочем, их резоны были понятны. Ежегодно в ноябре – по случаю окончания мировой войны – в советский гарнизон отправлялась солидная военная делегация итальянцев: возложить венки на «свои» могилы, а заодно и посмотреть, что новенького появилось у русских танкистов. Все эти парадные мероприятия превращались в образцово-показательные игры военных разведчиков и контрразведчиков. Но это так, к слову. Вернемся в годы той войны.

Надо сказать, что поселок Миловицы с середины XVIII века был эдаким военным поселением. Вместе с регулярными австрийскими, австро-венгерскими и другими войсками к началу века ХХ там расположился большой лагерь для военнопленных. Километрах в шести от него раскинулся небольшой городок Лыса-над-Лабой (Лаба, если кто не знает, чешское имя более привычной для нашего уха Эльбы). От Миловиц вела туда дорога, выложенная не привычной петроградцам-ленинградцам диабазовой брусчаткой, а круглыми белыми булыжниками: чехи называли их «кошачьими головами». Вскоре я узнал, что эта дорога издавна – задолго до оказания «братской помощи» в августе 1968-го! – называлась Русской. Потому только, что строили ее русские пленные, зарабатывая этим себе на пропитание. И вполне вероятно, что дорогу эту мог строить мой дед Дмитрий Иванович Седов! Не зря же он вспоминал про австрияков, которые «хорошо понимали по-русски». Образование у деда было, как он сам говаривал, «три класса ЦПШ (то есть церковно-приходской школы), а четвертый – коридор». И потому трудно было ему разобраться в имперских национальных хитросплетениях. Впрочем, противная сторона тоже считала всех солдат царской армии русскими – об этом замечательно рассказал Ярослав Гашек в своем бессмертном романе.

ВОЮЮЩИЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛ

Вот тут, наверное, самое время и место для рассказа о том, кто сошелся или в бою, или в лагерях для военнопленных. Следует отметить, что задолго до того, как воины с двух сторон почувствовали смертельную усталость и начали на фронтах братание, в плен сдавались и наши «австриякам», и «австрияки» нашим. Много написано у нас о так называемом чехословацком легионе – серьезном национальном формировании, которое, словно нож сквозь масло, прошло через всю Россию, попутно обогащаясь за счет страны, впавшей в братоубийственную Гражданскую войну. Ответственность за этот «поток и разграбление» большей частью лежит на двух наших не сговорившихся между собой вождях – товарищах Сталине-Джугашвили и Троцком-Бронштейне. Это увлекательная история, достойная отдельного большого рассказа.

Хочется подчеркнуть, что Первая мировая война развела по разные стороны фронтов братьев-славян. И началось это «разведение» еще до выстрелов в Сараево. Сначала сербы вместе с болгарскими братьями воевали против турок, но не прошло и года, как они сцепились друг с другом. Боснийцев на территориях, оккупированных Австро-Венгрией, тоже забирали в армию, а в черногорской Боке Которской стоял австрийский же флот, которым командовал адмирал Миклош Хорти, будущий венгерский диктатор. Кстати, он утопил в крови Венгерскую советскую республику и в 1919 году торжественно вступил в Будапешт, после того как тот покинули… оккупировавшие его румынские войска. И это всего лишь несколько примеров странной военной чересполосицы в Европе во время и после окончания мировой войны.

Известны такие цифры: личный состав австро-венгерской армии состоял из собственно австрийцев и немцев всего лишь на четверть; 23 процента были венграми, 13 – чехами, 4 – словаками, 9 – сербами и хорватами, 7 – румынами, 3 – украинцами, 2 – словенцами, и даже итальянцев в ней набрался аж целый процент! Ну и конечно, вся эта пестрая братия валом валила в русский плен. Международное общество Красного Креста, с присущей ему дотошностью обследовавшее российские лагеря для военнопленных, установило, что через них прошли 3 342 378 солдат и офицеров. А таких лагерей в России к 1917 году было более четырех сотен.

Первая «Чешская дружина» появилась в русской армии уже в августе 1914-го. Вскоре она переросла в бригаду, а завершили свой драматический и грабительский поход по России они уже целым легионом. Появились и сербские воинские формирования. Кстати, историки подчеркивают, что чехи и словаки охотнее записывались в сербские части, потому что там было гораздо легче получить офицерское звание. Правда, значительная часть сербов – до тысячи человек – была переправлена на родину, где шли жестокие бои с австрийской армией.

Против России на стороне Австро-Венгрии воевали и украинские отряды, а латышские полки били немцев, поляки же раскололись на целых три лагеря: часть воевала в составе русской армии, а Юзеф Пилсудский еще до начала войны приступил к формированию польских легионов в составе австро-венгерской армии; в августе же 1917-го во Франции сформировали так называемую польскую «Голубую армию» (по цвету формы, естественно).

Очень многие военнопленные охотно включились в революцию и Гражданскую войну, сражаясь и за белых, и за красных. Понятно стремление братьев-славян, особенно православных сербов, помочь русским братьям – в силу собственного осознания ими правоты воюющих сторон. Потому они становились либо отважными красными бойцами, либо ближайшими соратниками белых вождей. Но откуда взялось множество китайцев, славившихся своей жестокостью во время расправ с противниками? Говорят, что их стали особенно активно завозить в Россию еще в 1915 году: именно китайцы строили железную дорогу Мурманск – Петроград, работали на заводах и фабриках Урала, даже в шахтах Донбасса. И многие из этих «гастарбайтеров» стали превосходным источником для формирования отрядов ЧОН – революционных частей особого назначения, они же охотно служили и в ЧК.

НАШИ ЗА ГРАНИЦЕЙ

Но были за границей и наши, исконно русские солдатики и господа офицеры. Интернационализм не был чужд не только большевикам, но и русскому народу вообще. В разгар войны было принято решение оказать братскую помощь французам, союзникам России по Антанте (Антанту еще называли «сердечным согласием» – еntente cordiale). Энтузиазм по этому поводу был так велик, что поначалу планировалось отправить во Францию чуть ли не полумиллионную армию.

Правда, справедливости ради надо отметить, что инициатива все-таки исходила от французов, предложивших взамен русского пушечного мяса поставки большого количества оружия и боеприпасов к нему. Включая и боевые самолеты, потому как русская авиация использовала в основном французские «этажерки» типа «блерио», «моран-парасоль» и другие.

Когда первый благородный порыв несколько угас, в помощь «лягушатникам» в 1916 году послали в десять раз меньше народу – 750 офицеров и 45 000 нижних чинов в составе четырех особых пехотных бригад. После Февральской революции Временное правительство, дабы продемонстрировать свою приверженность «европейским ценностям», направило туда же дополнительно артиллерийскую бригаду и батальон саперов, – видно, не справлялись французы с тяжелым физическим трудом типа рытья окопов и обустройства блиндажей.

Не все посланные воевать вдали от родины задержались в благодарной Франции: две русские бригады отправили в Македонию, на Салоникский фронт, где в непосильных боях истекала кровью армия Королевства Сербии. Русские воины сражались отважно не только в Македонии; замечательный героизм проявили русские участники знаменитой битвы при Вердене. Однако революционные потрясения на родине не могли не сказаться на состоянии частей бывшей Российской императорской армии. В сентябре 1917 года в лагере Ла-Куртин, где располагались части 1-го экспедиционного корпуса, началось восстание.

Оно назревало давно, и виной тому было плохое снабжение, усталость от боев и, безусловно, революционная разруха, охватившая бывшую Российскую империю. Увещевать солдат прибыл специальный представитель Временного правительства генерал Зданович (не путать с генералом Здановичем, бывшим руководителем Центра общественных связей ФСБ РФ!). И вот какие игры иной раз затевает с нами история! При генерале Здановиче порученцем состоял прапорщик Николай Степанович Гумилев – да, тот самый! Естественно, он не мог не принять участия в подавлении солдатского восстания, а подавлено оно было жестоко. В расправе с восставшими участвовали верные Временному правительству русские военнослужащие и французская жандармерия. Организаторы и вдохновители были расстреляны, остальных же раскидали по самым разным частям и подразделениям, а большинство направили просто на тяжелые строительные работы.

Среди последних был раненный во время подавления бунта молодой русский солдат неполных девятнадцати лет, награжденный к тому времени Георгиевским крестом IV степени, по имени Родион Малиновский, впоследствии министр обороны СССР. Кстати, его биография необыкновенно интересна сама по себе, но мы сейчас не о нем, а о русских солдатах вообще…

Штормы войн и революций раскидали солдат Русского экспедиционного корпуса по самым разным странам и широтам: кто-то воевал во французском Иностранном легионе, кто-то – в рядах Марокканской дивизии французской же армии, кто-то записался в упомянутую выше польскую «Голубую армию». После Октябрьской революции был сформирован русский Легион чести (во время службы в нем Родион Яковлевич Малиновский удостоился Военного креста с серебряной звездочкой). Это было отважное боевое формирование, в котором служили около двух тысяч человек, и в конце войны именно ему было поручено оккупировать немецкий город Вормс на Рейне. Немало солдат воевало и в красных, и в белых частях, но в любом случае судьба их, за исключением немногих счастливцев вроде того же Малиновского, оказалась плачевной – и в России, и в эмиграции.

Как известно, швейцарец Жан-Жак Бабель подсчитал, что человечество за свою историю – то есть с 3500 года до Рождества Христова – не воевало лишь 292 года. Поверим ему на слово, хотя это утверждение сомнительно: похоже, мира на планете Земля не было никогда. На основании его подсчетов составили, как теперь принято говорить, рейтинг самых кровавых конфликтов. В первой десятке пальма первенства по праву принадлежит Второй мировой войне – о ней нам предстоит много и подробно говорить и писать в будущем, юбилейном году. «Почетное» шестое место в жестокой десятке принадлежит Первой мировой. Цифры ее жертв мы привели в начале статьи. Увы, пережив кровавый ХХ век, мы привыкли считать вместе с неизвестным автором (кое-кто приписывает этот афоризм Сталину), что: «Смерть одного человека – трагедия, смерть миллионов – статистика». И забываем о равнодушии, которое ведет к новым и новым войнам и трагедиям. «Ах, закройте глаза газет…»

Подробнее о событиях, приведших к Октябрьской революции см. книгу «1917 год. Очерки. Фотографии. Документы»

Дата публикации: 1 июня 2014