Гарем — тюремный рай
Пушкинские строки из поэмы «Бахчисарайский фонтан» отразили суть существования невольниц в гареме

Даже лучи палящего южного солнца не смеют проникнуть в просторные покои гарема. В огромном зале, окруженном узорчатыми галереями, царит полумрак. Прохладный воздух напоен запахами экзотических цветов и опьяняющими ароматами восточных благовоний. Прекрасные полуобнаженные женщины возлежат на мягчайших бархатных подушках. Одна из красавиц, томно прикрыв глаза, играет на лютне. Ее тонкие нежные пальчики нежно, словно лаская любимого, перебирают струны, и под сводами дворца разливается призывная страстная мелодия. Наложницы, слушающие эти сладостные звуки, мечтательно улыбаются, а чернокожий евнух ревниво вглядывается в исполненные истомой лица невольниц. Наверное, он следит, чтобы воспоминания о далекой отчизне и утраченной свободе не омрачали их чело. Все помыслы и чувства этих обольстительных женщин должны быть устремлены к единственному мужчине и повелителю — к султану. Он может удостоить их высшего блаженства, подарив одну ночь любви. А еще тысячи ночей невольницам предстоит провести под неусыпным надзором евнухов в золотой клетке, называемой гаремом...

Там, где не ступала нога англосакса...

Гарем притягивает, как и все запретное. Даже в самом этом слове есть что-то манящее, таинственное и воспламеняющее воображение, хотя в переводе с турецкого языка оно обозначает всего лишь «место, где есть убежище». Так назывались комнаты мусульманского дома, где женщины и дети могли укрыться от нескромных взглядов посторонних. Представление о гареме как о царстве восточной неги и сладострастия появилось триста лет тому назад, когда в 1704 году европейцы впервые прочли «Сказки тысячи и одной ночи». Их перевел французский востоковед Антуан Галлан. Издание ждал оглушительный успех. Сказки Шехерезады сделали свое дело: несмотря на то, что рабыни любви существовали везде, само слово «гарем» ассоциируется теперь, прежде всего, с «Домом Блаженства» властителя Османской империи. 

Начавшийся ХХ век разрушил многие непреодолимые барьеры и развеял нерушимые догмы, но гарем по-прежнему оставался окутанным непроницаемой завесой секретности, и никто из путешественников так и не смог проникнуть в эту самую закрытую часть дворца турецкого владыки. В 1909 году после свержения султана Абдул-Хамида наложниц распустили по домам, но вход в опустевшие залы гарема оставался закрытым. В 1926 году английский востоковед Джордж Янг писал, что «для туристов гарем султана — то же самое, что северный полюс для исследователей или Эверест для альпинистов. Гарем входит в число тех немногих мест на земле, куда никогда не ступала нога англосакса или американца».

Как вы понимаете, упорные англосаксы и настырные американцы все же покорили гарем. Заветные двери распахнулись, и вот что увидели любознательные путешественники: 

«...Огромные размеры ключа и скрежет отпираемых ворот в сочетании с уединенностью и даже сакральностью этого места вселили в наши души священный трепет. Мы поднялись по старой деревянной лестнице со стертыми ступенями в гарем, и, не в силах вымолвить ни слова, разглядывали спальню его обитательниц, окна которой были забраны толстыми решеткам. Далее находилась просторная галерея, где жили рабыни-прислужницы. Ее длина 90 метров, ширина 14 метров и высота 6 метров. Посередине, по всей длине зала установлены два ряда шкафчиков, окрашенных в красный, синий или белый цвета. В них невольницы хранили свои личные вещи. У окон поставлено несколько диванов, которые образуют уголок, отгороженный от остального зала перилами метровой высоты. На этих диванах одалиски спали, по 15 человек в каждом уголке. Помещение рассчитано на 300 человек».

Не знаю, как у вас, уважаемые читатели, а у меня это описание вызывает не священный трепет, а удивление и разочарование. Разноцветные шкафчики для личных вещей, спальни на 15 человек — все это больше напоминает не райский уголок, а хорошо оборудованную женскую колонию. Когда историки получили возможность ознакомиться с порядками и нравами гаремной жизни, оказалось, что они весьма похожи на законы, по которым живет обычная тюрьма. В гареме свято соблюдались строгие правила содержания наложниц, за строптивость и непокорность секли розгами, а за тяжкие преступления грозила смертная казнь. Срок заключения у всех невольниц был один — пожизненный. 

Один день одалиски

Однообразен каждый день, И медленно часов теченье. В гареме жизнью правит лень; Мелькает редко наслажденье.

Блистательные пушкинские строки из поэмы «Бахчисарайский фонтан» отразили суть существования невольниц в гареме, где царило томительное нескончаемое безделье. Женщины двигались мало. Большую часть дня наложницы лежали на диванах или коврах. Выпив утренний кофе, отдыхали до обеда, а потом приступали к трапезе. Чаще всего подавался рис с мясом кастрированных быков, обильно политый растопленным сливочным маслом. Запивали еду подслащенной водой и травяным пивом. Еще предполагался десерт — неограниченное количество приторно-сладких восточных сладостей. Неудивительно, что от такой пищи большинство обитательниц гарема имели, мягко говоря, пышные формы, но это никогда не считались на Востоке недостатком. Наложницам, которые заботились о своей фигуре, позволялось играть в мяч во внутреннем дворике. Прогулки за пределами гарема были чрезвычайно редким развлечением. Единственная возможность узнать, как выглядит мир за стенами их темницы, — смотреть в зарешеченные окна, чем невольницы и занимались, не вставая с диванов. Решетки были сделаны таким хитроумным способом, что женщины могли сквозь них видеть все, что происходило снаружи, а сами оставались невидимыми для проходящих по улице людей. Правда, не в меру любопытных зрительниц подстерегала страшная опасность: если на свою беду прохожий случайно увидел невольницу, то такой проступок наказывался смертной казнью: убивали и несчастную пленницу, и того, кто посмел узреть ее лицо. 

От наложниц требовалось неукоснительное соблюдение всех турецких обычаев и религиозных запретов ислама. Только евнухи могли видеть их в повседневной домашней одежде. Одалиску, которой предстояло отправиться к султану, одевали как богатую турецкую модницу, причем повелитель правоверных не должен был видеть женщину в одной и той же одежде дважды. На пошив самой дорогой части туалета — шаровар — уходило семь метров золотой или серебряной парчи. Особым шиком считалось умение красиво разложить складки шаровар, чтобы ткань свисала плавными волнами. С наступлением нового сезона гардероб наложницы полностью менялся. Волосы одалиски заплетали в косы и украшали заколками из драгоценных камней в виде бутонов из жемчуга, роз из рубинов и бриллиантовых цветов жасмина. 

Все время, свободное от лежания на диване, еды, болтовни и рассматривания улицы через решетку, было отдано заботе о своем теле, для чего одалиски не менее четырех раз в неделю посещали великолепные бани с бассейнами. В Турции считалось недопустимым показываться полностью раздетым даже в бане, поэтому бесчисленное количество живописных полотен, на которых изображено купание обнаженных невольниц, – всего лишь плод разгоряченного мужского воображения. Однако, нарушая ограничения, можно извлечь безграничное удовольствие, как это делал султан Махмуд Первый.

«Он прятался у потайного окна и ждал появления в бане девушек, которым по традиции выдавались длинные сорочки. Весь секрет заключался в том, что хитрый султан приказал удалить все нитки из швов одежды и тщательно их проклеить. После того, как девушки оказывались в бане, двери запирали, и султану оставалось только наблюдать за тем, как высокая температура и влажность делали свое дело. Девушки реагировали по-разному: кто-то с удивлением смеялся, рассматривая, как платье разваливается на куски, кто-то сердился».

Хотя невольницы являлись собственностью султана, общение с этим «движимым имуществом» было обставлено невероятным количеством церемоний, которым подчинялся даже повелитель правоверных. 

«Девушка, разрешите с вами познакомиться!»

Чтобы выбрать себе подругу на ночь, султану достаточно было, проходя мимо, бросить наложнице платок. Однако чаще посредниками между султаном и рабынями выступали евнухи. Если они замечали, что повелитель благосклонно взглянул на невольницу или сказал ей несколько одобрительных слов, девушка переходила в разряд гюздех, что означало «присмотренная». Приглянуться султану означало для девицы сделать первый шаг на пути к заветному положению фаворитки. «Присмотренную» немедленно переводили из общей спальни в собственные апартаменты, у нее появлялся небольшой штат слуг. Поскольку приказ предстать перед султаном мог поступить в любой момент, без промедления начинались важные приготовления. 

Девушку посещали все начальники служб гарема. Первой появлялась главная смотрительница бань, под ее неусыпным контролем девушку мыли, массировали и растирали ароматическими маслами. Принято считать, что на невольничьих рынках за светловолосых девушек платили самую высокую цену, однако это всего лишь стереотип, навязанный нам кинематографом. Турецкие мужчины предпочитали темноволосых женщин, поэтому в конкурсе гаремной красоты пальма первенства принадлежала черкешенкам — так турки именовали всех кавказских женщин. Чтобы приблизить блондинок к этому идеалу женской красоты, светлые локоны красили в жгуче черный цвет, при этом использовалась краска, которой окрашивали конские хвосты. Банные процедуры завершались эпиляцией, поскольку считалось грехом иметь волосы в интимных местах.

Наложницы с удовольствием пользовались косметикой. «Я вышла замуж, чтобы брови красить, а не для того, чтобы заплаты пришивать», — гласит старинная пословица, весьма популярная и сегодня среди турецких женщин. В моде был очень яркий макияж: губы подводили красной помадой, брови густо подрисовывали сурьмой или сажей, причем делали это так, чтобы они казались сросшимися на переносице. Считалось, что это оберегает от дурного глаза. Кисти рук, ступни ног, лобок и живот на четыре пальца над ним разрисовывали хной.

Следующей посетительницей «Присмотренной» была хранительница гардероба, которая подбирала для нее праздничный наряд. Затем приходили хранительница белья, хранительница украшений, правительница казны, которая выдавала девушке небольшую сумму денег «на булавки». Надо сказать, что девушки, которые попадали в гарем в возрасте 12-14 лет, проходили курс обучения под руководством опытных наставниц. Два года юные невольницы учились танцевать, играть на музыкальных инструментах, писать стихи, подавать султану розовую воду и кофе, приносить ему тапочки, набивать трубку и надевать халат, но главной дисциплиной, конечно, было искусство любви. Теорией этого предмет невинная девушка должна была овладеть в совершенстве

И вот приходил заветный приказ. Принимались строгие меры предосторожности, чтобы никто из обитательниц гарема не знал, на кого пал выбор султана: закрывались все двери и окна, наложницам запрещалось выходить из помещения. В гареме воцарялась полнейшая тишина. Возможно, в тягостные минуты ожидания «Присмотренная» вполголоса молилась на почти забытом родном языке или беззвучно плакала, и слезинки падали на бриллиантовые браслеты, рассыпаясь в алмазную пыль. Дрожа от страха, она ждала, когда откроется дверь, и два чернокожих уродливых евнуха поведут ее вдоль занавешенных коридоров в спальню султана, где ей предстоит сдать самый сложный в ее жизни экзамен. Евнухи охраняли двери опочивальни, а две женщины всю ночь дежурили в спальне, чтобы поддерживать огонь в светильниках.

«Присмотренная», подойдя к постели, приподнимала край одеяла и прикладывала его ко лбу, в знак высочайшего почтения. Невольница не имела права лечь рядом с султаном, это было грубейшим нарушением этикета. Она должна была, робко потупив глаза, подойти к постели со стороны ног султана, грациозно взобраться на ложе и подползать к телу своего высокородного любовника. Благополучно добравшись до изголовья кровати, девушка имела невообразимое счастье впервые лицезреть вблизи царственного небожителя. Султан мог оказаться и молодым красавцем, и бессильным стариком, но в любом случае обратного пути для наложницы не было.

Встав утром, султан полностью переодевался и оставлял наложнице старую одежду со всеми находившимися в кошельках деньгами. Возвратившись в свои покои, он посылал ей подарки: одежду, драгоценности и деньги — в зависимости от того, какое удовольствие она ему доставила. Имя наложницы и день, когда султан соблаговолил ее принять, записывались в особую книгу. Султан подписывал документ, и, если у одалиски рождался ребенок, запись становилась подтверждением законности его происхождения. 

Так заканчивалась ночь без любви, и все церемонии не могли прикрыть постыдную суть этого действа — насилия над подневольной беззащитной женщиной, которому не могло быть оправдания.

«Мух ловят медом»

Справедливости ради надо сказать, что не все женщины воспринимали жизнь в гареме как тяжкую неволю, напротив, некоторые представительницы прекрасного пола мечтали попасть в этот земной обетованный рай, где добровольные невольницы смогут наслаждаться невообразимой восточной роскошью. Нередко юные жительницы Кавказа не противились воле родителей, которые продавали их в гарем. Вероятно, они считали, что лучше всю жизнь провести в сладком плену, чем работать под палящим солнцем в поле, заниматься грязной домашней работой и жить впроголодь. В XVI и XVII веках свободолюбивых итальянок продавала в гарем с их согласия. Черноокие красотки, затаив дыхание, слушали рассказы бывалых путешественников о невольнице Роксолане, которая стала женой султана Сулеймана Великого, и мечтали, что и они сумеют околдовать правителя сладострастными ласками и превратить его в своего покорного раба. Однако конкуренция на роль повелительницы повелителя оказывалась слишком высокой, ведь положение фаворитки давало множество привилегий. 

Чтобы завладеть сердцем султана, даже неземной красоты было не достаточно — надо было в совершенстве владеть искусством устранения соперниц, умением плести тончайшие сети интриг и добиваться расположения гаремного начальства. Представьте, каков был накал борьбы, если одного мужчину осаждали триста, а иногда и тысяча женщин! В гаремной армии у каждой женщины было определенное звание: королева, султанша, официальная любовница, любимица, девушка присмотренная, отмеченная и незамеченная. Несомненно, что все дамы мечтали о продвижении по карьерной лестнице. Жены интриговали против фавориток, султанши строили козни друг против друга, наложницы соперничали между собой за право подползти к султану, и все женщины ревниво сравнивали, у кого из них больше драгоценностей, нарядов и подушек на диване. 

Самое незавидное положение было у наложницы, которая ни разу не побывала в объятиях султана. Случалось, что девушку помыли, надушили, одели в прекрасные одежды и повели как ягненка на заклание, а султан передумал или просто забыл о ней. Неудачницу сразу лишали пышных нарядов, отбирали недавно назначенных рабов и выселяли из отдельной комнаты. Отныне, в гаремной иерархии эта девушка занимала самое низкое положение, ведь на Востоке говорят: «Если ты не любил и не знал страсти, то ты — камень в пустыне». Одалиску, которая в течение девяти лет не удостоилась ласк султана, могли выдать замуж, назначив приличное приданое.

Наивысшего счастья добивалась женщина, которая забеременела от повелителя правоверных и родила ему сына. Она получала титул кассачи-султан, то есть королева-султанша. Ей предоставлялись отдельные покои, султан назначал жалование, которое она могла тратить по своему усмотрению. Этот титул получала только одна женщина, которая становилась матерью наследника трона.

Кажется, что от женского коварства голова султана должна идти кругом! Однако все эти треволнения его не касались — он знал, что его женщины находятся в надежных руках. Крошечным женским царством управляла султанша-валиде — мать султана. Турки считали, что жен может быть много, но мать у человека одна, и только ей мужчина может доверить свое самое драгоценное имущество — своих женщин. В подчинении у султанши-валиде находились хранительницы гардероба, драгоценностей, кладовых, столовых приборов, смотрительница бань, чтица Корана и множество других женщин. Огромным влиянием пользовалась казначейша — главный бухгалтер гарема. Она ведала текущими расходами гарема, всем невольницам из казны султана выдавала денежное содержание на косметику, наряды и сладости, а тем, кто был «у граций в отпуску и у любви в отставке», выплачивала пенсии. 

Наложницы в мешках и борода в бриллиантах

Турки говорят: «Если у этого мира есть верх, то у него есть и низ». Так и у роскошной, внешне безмятежной жизни гарема существовала ужасающая оборотная сторона. В «Истории Османской империи», написанной Деметрием Кантемиром, рассказывается о жизни развратного султана Ибрагима, правившего в середине XVII века. Тогда, чтобы получить хорошую должность, одной взятки было не достаточно — надо было каждую пятницу дарить султану девственницу или придумать новую изощренную оргию. Всех превзошел придворный, который посоветовал Ибрагиму, чтобы сотни обнаженных обитательниц гарема изображали кобыл, а нагой султан бегал среди них, подогреваемый возбуждающими средствами, и играл роль жеребца. Эта забава так понравилась Ибрагиму, что изобретатель получил награду и стал визирем. Порочность Ибрагима не знала предела, а его сексуальные причуды были настолько возмутительны, что даже в гареме поднялся ропот. Наложницы захотели получить своеобразную компенсацию за свои неординарные услуги. Они попросили, чтобы Ибрагим разрешил им брать бесплатно в лавках и на базарах все, что им понравиться. Поскольку султану это ничего не стоило, он не стал возражать. Одна из одалисок сказала Ибрагиму, что предпочитает делать покупки ночью, и султан обязал всех хозяев стамбульских лавок работать круглосуточно и обеспечивать достаточное освещение товаров.

Наложницы, подобные сказочной Шехерезаде, придумывали невероятные истории, чтобы подогреть страсть Ибрагима к роскоши. Одна из них рассказала султану, что она родилась в стране, где король носил одежду из меха соболя, вся мебель и полы в королевском дворце были застланы собольими шкурками и даже стены обиты драгоценным мехом. Ибрагим, не отличавшийся большим умом, немедленно приказал собрать весь соболий мех, имевшийся в империи, и установил налог, который подданные платили дорогими шкурками. Это нововведение чуть не закончилось бунтом. Другая невольница, желая подшутить над Ибрагимом, сказала, что ему очень пойдет борода, украшенная драгоценными камнями. Когда султан появился на заседании Дивана с бородой, обвешенной бриллиантами, суеверные турки сочил это очень плохим предзнаменованием, потому что египетский фараон, поступивший подобным образом, закончил свои дни трагическим образом. Но, к несчастью, все эти невинные шуточки обернулись трагедий для гарема... 

Известно, что Шехерезада рассказывала султану тысячу и одну сказку не из любви к народному творчеству, а для того, чтобы сохранить себе жизнь — ведь правитель Шахрияр имел неприятную привычку каждый вечер брать себе новую жену, а утром убивать ее. Реально существовавшие султаны не уступали «сказочному» Шахрияру в бессмысленной жестокости. 

Историк Норман Пензер в своей книге «Гарем» пишет: «После раскрытия какого-нибудь заговора с целью свержения султана или совершения другого тяжкого преступления проводили массовые казни: однажды утопили 300 женщин. Но самый ужасный случай произошел в правление Ибрагима, который решил после одной попойки утопить своей гарем в полном составе просто ради того, чтобы потом завести новый. По его приказу несколько сотен женщин были схвачены и в мешках брошены в Босфор. Спастись удалось только одной. Ее подобрало проходившее мимо судно, и, в конце концов, она попала в Париж». 

Вскоре на месте, где в воды Босфора, по приказу Ибрагима, был сброшен страшный груз, затонуло небольшое рыболовецкое суденышко. Ныряльщик, которому приказали осмотреть повреждения корабля, почти сразу после погружения подал сигнал, чтобы его подняли на поверхность. Прерывающимся от ужаса голосом он рассказал, что видел на дне моря огромное количество открытых мешков, и в каждом из них стояла мертвая женщина с распущенными волосами. Их тела плавно раскачивало морское течение, и, казалось, что они танцевали какой-то странный медленный танец, которому не было конца.

Это лишь малая часть тайн гарема — самые главные секреты хранили евнухи. Истории этих несчастных искалеченных мужчин достойны отдельного рассказа, но, как говорила Шехерезада: «Меня застигло утро, и я должна прекратить дозволенные мне речи». 

Дата публикации: 26 октября 2010